Знахарь. Путевка в «Кресты»
Шрифт:
— Не уходи никуда. Через часок к себе вызовем, — негромко сказал я и, не дожидаясь ответа, направился в «спальню». Но в дверях меня перехватил Блондин.
— Коста, иди-ка, иди сюда. — Он прихватил меня за локоть и потащил за собой в дальний угол барака, где была оборудована сушилка. — Слушай сюда, — скороговоркой зашептал он. — Малявка пришла от братвы. Та, что мы ждали. Араб ее пока не вскрывал, заныкал куда-то. Пока
эти рты, — Блондин имел в виду Кассира и Гиви, — в «спальне» кантуются, светить ею не стоит. Рано им пока знать. Надо будет, сами их просветим.
Мы с трудом разместились за узким столом, заставленным разнообразной снедью, которой позавидовал бы любой из вольных жителей Ижмы. При этом самое почетное место на этом богатом столе занимала литровая бутылка «Столичной». Еще одна такая же дожидалась своей очереди под столом.
Выпили по первой… закусили… обсудили что-то несущественное и неинтересное. Скукотища! Выпили по второй… закусили…
— Скукотища! — потянулся, хрустя суставами Араб. — А чё там, Коста? Где этот твой фраер дешевый, который базар не фильтрует. Править-то будем?
— Ждет, когда позовем, — сказал я и захрустел соленым огурчиком. — Предупреждал сейчас его.
— Вот и отлично. Блондин, — распорядился смотрящий, — сгоняй-ка быром за этим. Въезжаешь, о ком мы?
— Ага. — Блондин тяжело вылез из-за стола, а уже через полминуты затолкнул в «спальню» мальчонку-баклана, который тащил с собой облезлый, затертый задницами табурет.
— Вот сюда ставь, — неопределенно ткнул пальцем в пространство Араб и уточнил: — Посередине комнаты. И сам садись. Блондин, тебя дверь за собой закрывать не учили?
Мы пропустили еще по одной, и пока не торопясь занимались этим немаловажным делом, бакланчик успел основательно вспотеть. Лоб блестел в свете яркой стоваттовой лампочки частыми круглыми капельками, а линялая зеленая футболка потемнела под мышками. Интересно, а что бы я ощущал на месте этого погашенного щенка? Сидя на табурете посреди воровской хаты? Дожидаясь, когда братва хлебнет водяры и, пьяно куражась, начнет изобретать наказание? Наверное, вспотел бы еще не так. Впрочем, в пресс-хате наверняка было страшнее, чем на правиле. Хотя не помню. Уже ничего не помню. Как-то стерлись воспоминания об эмоциях, посетивших меня в тот момент, когда собирался вспарывать себе брюхо. Оно и к лучшему.
— Как тебя зовут хоть, сынок? — промурлыкал Араб, дожевав кусок ветчины, и вместе со стулом развернулся к баклану.
— Александр, — дрожащим голосом пискнул тот.
— Алекса-а-андр. Красивое имя. А погоняло?
— Нет погоняла.
— Нет, говоришь? — тяжко вздохнул Араб, а вошедший во вкус Блондин, принялся набулькивать еще по одной. — Нету, так будет. Язык — тебе погоняло. Потому как язычок тебе сейчас децл подкоротим. Чтоб он, значит, поменьше болтал. Правильно, Саша? Верно мы сделаем?
Язык округлил от страха глаза и быстро закачал головой — мол, нет, совсем неверно. Вот только кто бы считался здесь с его мнением?
— Чего ты, падла, сегодня ночью базарил?! — резко сменил тон смотрящий. — Ты на что намекал?!
— Да я пошутил, — попробовал улыбнулся бакланчик. Это у него получилось плохо.
—
— Я готов извиниться.
«Спальня» грянула оглушительным хохотом. Так, что даже покачнулся стол. Так, что заволновалась в пластиковых стаканах разбанкованная Блондином водка. Заволновался и сам Блондин.
— Айда выпьем, — протянул он смотрящему его стакан. И наколотый на вилку соленый огурчик.
— Говоришь, извиниться? — поинтересовался Араб и лихо опрокинул в себя свою порцию водки. — Фу, блядь, отрава!.. Так, говоришь, извиниться? Ты себя что ли в школе вообразил? В пятом классе? Язык, раздвоением личности, случаем, не страдаешь?
Бакланчик молча покачал головой.
— Отвечай, падла!!! — тут же чуть не взлетел со своего стула смотрящий. — Словами отвечай, когда спрашиваю! Что делать с тобой, с мудозвоном?
— Пусть Коста меня изобьет, — простонал тот. — Мне вчера уже здорово досталось. Пусть добавит, и отпустите меня, пожалуйста…
— …к маме, — добавил Кассир. — Чё, Коста? Добавлять будешь этому мудаку?
— Да в лом, — развел руками я. — Правьте сами, как пожелаете. — И внешне безразлично начал намазывать на кусок черняшки паштет. Хотя мне было совсем не наплевать на то, что именно я явился первопричиной того, что неразумный мальчишка оказался на этом пьяном правиле. Идиот! Нет, чтоб самому как следует отхерачить этого сопляка и напрочь забыть про все, что случилось! А теперь ему уже ничем не помочь. Балом здесь правит Араб. Как он решит, так и будет. А мой голос лишь совещательный.
— Ша, пацаны! — прошипел уже заметно пьяный смотрящий. — Сейчас поправим сявку позорную. Гиви, ты выпил? Ништяк. Тогда займись этим… блядь, Александром. Подкороти-ка ему язычок. Тебе ж не впервой? Или бычье сюда вызывать?
Высокий худощавый Гиви в ответ лишь плотоядно улыбнулся и, неуловимым движением выхватив из кармана нож-выкидуху, выскользнул из-за стола. Чуть слышно щелкнула тугая пружина. Блеснул узкий хищный клинок. Щенок Александр побледнел.
— На колени вставай перед стулом, — почти без акцента приказал грузин. — Язык вываливай.
— Не-э-эт! — взвыл баклан и даже не шелохнулся. — Ну, пожалуйста-а-а.
— На колени, падла, сказал! — Гиви зацепил свою жертву за шкварник и, не прилагая особых усилий, опрокинул на пол. — Тебя пидарасом сделать сейчас? А? Хочешь в жопу тебя сейчас отымею? А? Не слышу?
— Не-э-эт!
— Не слышу!!! — Грузин зацепил Языка за штаны и потянул их к щиколоткам. На секунду заголились тощие бледные ягодицы, прежде чем баклан извернулся, как кошка, вцепился в штаны и натянул их обратно.