Знак даосов
Шрифт:
– Разумеется. Тётя Анечка научила. – Нора выскользнула из палаты, но скоро вернулась.
На подносе тарелка с супом, два ломят черного хлеба и стакан красного компота.
– Не вставайте. Я могу накормить. Игорь, просто отдохните.
Мелехов выслушал ее, слегла взбеленился, но заметил хитрый блеск синих глаз.
– Ты издеваешься? Кормить? Козявка, ложку я точно смогу удержать в руках! – Он схватил поднос, взял ложку и начал есть суп.
– И хлеб, пожалуйста.
Вот тут Мелехов и понял – хитрая козявка самым примитивным образом взяла его на «слабо».
– Нет, ну я догадывался, что у судьи Штейнера растет необычная дочь, но не думал, что такая хитрая и глупенькая. Про «кормить» специально ляпнула? Чтобы я есть начал? Нора, детский сад –штаны на лямках.
– Ну отчего же? – Нора улыбнулась. – Вы же едите, так?
– Бесишь.
– Я знаю. Вы меня тоже. Немножко. – Нора почти смеялась. – Я пойду, ладно? Вторая лампа может полететь совсем не в стену.
– Вот, вот. Иди! И тарелки свои забери!
Нора сунулась за подносом, но Игорь остановил ее жестом, немного помедлил, а потом взял стакан краснющего компота, и мигом опрокинул в себя.
– Вот теперь иди. Все.
– На здоровье, господин Мелехов. – Съязвила Нора, намекая не отсутствие «спасибо» с его стороны.
– Козявка, пообедай еще раз. Ты очень худенькая. Если не откормишься, я возьмусь за тебя серьезно.
Слова простые, а интонация теплая, заботливая. Нора дернулась, припомнив родных, что опекали ее, следили и берегли. Как же давно она не слышала вот таких слов…
Кивнула, скрывая слезы, и выскочила за дверь, чтобы не дать Игорю повода волноваться еще и за нее.
– Вот ведь, малявка. – Мелехов очень хотел встать с постели и заняться своими странными рисунками, но решил передохнуть минут пять.
Смотрел в белый потолок, оглядывал стены, окрашенные краской песочного цвета. Изучил фотографию огромного пиона на стене, а потом, по обыкновению, заговорил сам с собой.
– Козявка, блин! И как она оказалась тут? Медсестра…бред какой-то. – Потянулся к кнопке вызова, нажал и стал ждать Нору.
Она пришла через минуту. Остановилась посреди палаты: очень тоненькая и хрупкая в своем белоснежном халате.
– Чего изволите, большой господин? – Улыбнулась и опустила руки в кармашки.
– Не дерзи. Присядь и расскажи, как ты оказалась тут. Медсестра? Давно? Ты учишься? Где ты живешь? Твой номер телефона? Когда вы переехали? Почему перестали отвечать на письма? – Мелехов сдвинул брови. – Учти, у меня еще много вопросов. Начни с телефона. Я бы не хотел искать тебя по всей Москве.
– Я все время здесь, Игорь. Не нужно меня искать. – Улыбка маленькой Штейнер стала бледнее.
– Здесь? Ты живешь прямо в госпитале? – Мелехов привстал. – Почему не у себя?
– Ну, не совсем в госпитале. Неважно. – Нора засуетилась. – Сядьте, пожалуйста, у стола. Я сменю повязку.
Мелехов не стал продолжать допрос, понимая, что девушка избегает ответов. Однако озаботился, стал серьезным.
Нора, тем временем, вышла и вернулась. В руках перевязочные.
– Снимите пижаму…верх.
Игорь без слов скинул одежду, присел на стул и позволил малявке делать ее работу. Нора сдвинула брови, стала серьезной и принялась снимать тугую повязку с его торса. Сам Мелехов разглядывал девушку, выискивая в ней черты той козявки, что кормила его пирожками, защищала и когда-то давно «отмазала» от милиции.
– Где твоя коса? – Он разглядывал тугую сестринскую шапочку. – Ты еще носишь тот синий бант?
– Я уже не девочка, какой бант? – Она немного обиделась, изогнула красивые брови и вмиг стала похожа на малышку.
Игорь не выдержал, хохотнул.
– Правда? А, по-моему, все еще девчулька. Ручки маленькие, бровки домиком – как есть, козявка.
– Рада, что вам весело, но я уже вполне взрослая. – Нора совсем насупилась, и Игорь сдержал неуместную веселость.
– Как скажешь, малявка.
Нора проворно меняла повязку, поражая Игоря невесомостью прикосновений. Пальцы ее порхали сноровисто, но очень нежно.
– Так, почему медсестра?
– Я учусь в меде. Взяла академ.
Игорь прекрасно видел, с какой неохотой Нора ответила на его вопрос.
– Ты замужем?
После этих слов Нора замкнулась, изменилась в лице. Она посмотрела на Мелехова так странно, что он почувствовал себя виноватым и так и не смог понять, откуда это ощущение.
– Нет.
– Ты уже выбрала специальность? Кем будешь, Нора Штейнер?
– Я хотела стать офтальмологом. – Нора закончила перевязку и помогла Игорю надеть пижаму.
– А, понятно. Почему? А как же хирургия? Хирург - звучит гордо, козявка. А тут – офтальмолог. С чего бы?
Он пытался вызвать Нору на откровенность, замечая ее отчуждение, забыв о своих проблемах. Чувствовал, что она напряжена и тревожился. Все, как в его сне – маленькая плачущая девочка с пирожком в руке. Внутренний голос кричал, вопил Игорю – неладно. С ней неладно, дурно.
Малявка не ответила, молча собирала инструменты и перевязку. Мелехов не выдержал и качнулся к ней. Обнял крепко.
– Козявка, не знаю, что случилось, но надеюсь, ты расскажешь. Я хоть и развалина сейчас, но уши функционируют неплохо. Уяснила?
Нора стояла тихо, прижавшись к нему. Потом вздохнула, отстранилась и оглядела Мелехова с головы до ног так, как умеют только женщины.
– Вы кто, простите? Развалина? Ах, да, точно. Двухметровый здоровяк с бицепсами размером с трехлитровую банку и есть развалина. Вот бы мне так развалиться.
– Класс. Ты уже развалилась. Осталось только развеяться на ветру. Бледная, некормленая, одни глазищи остались. Коса где, я спрашиваю? – Игорь совершенно не злился, скорее наоборот. Просто со времен интерната так и не научился быть ласковым.