Знак даосов
Шрифт:
Сейчас Лана спала – шесть утра. Нора, стараясь не разбудить ее, тихо встала, прихватила полотенце и пошла в душевую. Горячие струи хлестали по телу, давая удовольствие и силы. После просушила длинные темные волосы, надела белоснежный халат и тугую сестринскую шапочку. Наскоро позавтракала творожным сырком и маленькой булочкой, что принесла из дома.
В дверь тихо поскреблись.
– Что, Таня? – Нора выглянула.
– Норочка, опять Петя воет. Уже час не унимается. Сходила бы.
Медсестра Таня дежурила в ночь, а потому глаза ее – красные, опухшие – смотрели тяжело, устало.
– Иду. Пять минут. – Нора проверила телефон, вздохнула облегченно, не увидев пропущенных звонков и новых сообщений.
В третьей палате было дурно, плохо. Лейтенант Свиридов, тот самый Петя, о котором говорила Татьяна, выл. Он потерял обе ноги чуть ниже колен, и мучился от боли.
– Петя, тише. – Нора присела на его постель, проигнорировав правила реабилитационного центра. – Больно?
– Нет, бл..ь, щекотно. – Петя стиснул зубы, постарался держаться, но не смог.
Взвыл тихо, потом громче и так по восходящей.
– Укола не будет, Петь. Не проси. Надевай протезы. Что смотришь? Надевай и идем. – Нора без тени участия и жалости смотрела на парня.
– Су…а. Сама иди!
– Я помогу надеть. Привстань.
Свиридов мог ругаться сколько угодно, но знал наверняка – Нора не уйдет и не отстанет, пока он не сделает то, что она просит.
Минут через десять, после множества слов, мягко говоря, нецензурного содержания, Петя и Нора вышли в коридор. Она поддерживала его, а он старался не сильно давить, держась за миниатюрную девушку.
– Легче?
– Да.
– Хорошо. Давай до окна, а оттуда до диванов? – Нора обхватила парня покрепче.
– Норка…прости. Я орать не хотел. Больно аж до чертей в глазах. Прости, синеглазая.
– Пустое, Петенька. Я все понимаю.
Госпиталь просыпался. Слышались голоса, хлопали двери. Ночные дежурные передавали посты дневным. Нора отвела Свиридова в палату, уложила в постель и направилась в пятую одноместную. Там лежал майор Елисеев: сложный, характерный мужчина. Он говорил только с главным врачом центра – Ильей Ильичем – и Норой.
– Доброе утро, Павел Иванович. Как ваше самочувствие? – Нора говорила тихо, спокойно.
– Здравствуйте, Нора. Я в порядке. Вы вот бледны сегодня. Что-то случилось?
Елисеев всегда интересовался ее жизнью, но сам никогда и ничего о себе не рассказывал, а Нора никогда не задавала вопросов, вероятно, потому они и поладили.
– Я плохо спала. Да и хандра осенняя донимает. Сентябрь дождливый нынешним годом. Холодно и серо. Павел Иванович, хотите я вам чаю принесу? Горячего с травами? У меня есть немного мяты.
– Буду признателен, Нора.
Девушка раздвинула жалюзи на окнах, приоткрыла форточку, чтобы впустить немного прохладного, свежего подмосковного воздуха.
– Чувствуете? Листвой тянет опавшей? Я люблю этот запах. Отец возил меня и маму в лес по осени – это чудо. – Нора вела беседу, но при этом успела осмотреть ожоги на плече и лице Елисеева.
– Что, страшен? – Майор задал вопрос обычным, спокойным голосом, будто интересовался который час.
– Страшен, Павел Иванович. – Нора ему не лгала никогда, по его же просьбе. – У меня есть кое-что для вас. Я положу листки на стол, так вы прочтите после моего ухода. Если все это не нужно вам, просто выкиньте. Если заинтересует, скажите мне. Я сделаю все, что смогу.
– Прочту, фроляйн Штейнер. – Елисеев внимательно смотрел на Нору, любовался. – Вы очень красивая девушка. Поймите правильно, я без каких-либо намеков. Просто отмечаю факт – вы красивы. Даже в этой тугой шапочке и дурацком халате. Нора, как вы оказались здесь? Я уже давно хотел спросить.
– Это очень долгая история. Я заварю чай для вас и принесу.
– Спасибо. А что касается долгой истории – у меня много времени. – Елисеев улыбнулся.
Обожженная кожа натянулась страшно, но Нора глаз не отвела, улыбнулась.
– У меня мало, Павел Иванович. Но, я расскажу непременно. Позже.
Чай она заварила и принесла в палату майора, тот с удовольствием вдохнул аромат напитка и кивнул, благодаря. Нора улыбнулась, оправила одеяло на постели и отправилась по делам.
– Норочка, слышала? Новенький поступил. Офицер. – Лана уже проснулась и надевала белый халатик в сестринской. – Говорят, того. Двинулся. Его генерал какой-то привез. Таня сказала, что ругался с Ильей Ильичем! Вроде разведка или госбез. Больной никого к себе не подпускает. И почему его сюда, а не в дурку, а?
– Лана, прошу не говорить об этом. Ты в военном госпитале, дорогая. Молчи, если хочешь быть рядом с мужем. – Нора поправила шапочку на пышных волосах Ланы.
– А я что? Я молчу! Пойду Сережку своего завтраком кормить.
– Вот и иди.
После ухода Ланы, Нора занялась обычными своими делами: истории, документы, учёт. Чуть позже ушла работать в процедурный.
– Нор, а Нор, когда в кино пойдем? – Весельчак Мишка Зорин улыбался во всю ширь, пока Нора возилась с его рукой.
– Мишенька, никогда. – Нора смеялась. – Твоя жена рассердится.
– Так мы ей не расскажем. Нор, правда, идём!
– Даже не думай, Миша.
– Как не думать, если думается? Я таких синеглазых никогда не встречал. – Мишка попытался обнять Нору, но она ловко увернулась.
– Зорин, отставить! – Нора все же улыбалась обаятельному парню. – Вот пожалуюсь, куда следует, будешь знать, как распускать руки.
– Ой, все, все! Сдаюсь.
День хлопотный, долгий – обычный для реабилитационного центра. Нора забегалась, и к вечеру ужасно уставшая, все же решила пойти домой. Она снимала маленькую комнатушку у смешной бабушки на самом краю подмосковного поселка, рядом с лесом.