Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников
Шрифт:
Вообще, в университете у нас была интересная атмосфера, и Саша в нее попал. И вместе с тем он был создателем этой атмосферы - когда все равные и свободные. Он просто был одним из тех, кто создавал это.
Но он всегда мне был интересен своей тихой свободой. Ну, не диссидент! Тихая такая свобода. Живет в своем мире -и свободен. Всегда и везде - хоть в туалете с папиросой курит, хоть в общежитии, где у него два метра квадратных, хоть на улице, где гектар, хоть в колхозе, где этих гектаров -двести. Тихая и спокойная свобода!
С высоты сегодняшних пятидесяти лет сидишь вот и думаешь: «Ох, как бы неплохо было бы, если бы сейчас он сидел рядом со мной…»
ТАТЬЯНА ХАЛЯПИНА: Гениальному человеку не надо ничего доказывать. Он про себя сам
МАРИНА ПАРШУКОВА: Я думаю, что в университете Саша просто не понимал еще про себя ничего.
ТАТЬЯНА ХАЛЯПИНА: Вот часто говорят про великих актеров, что чем он талантливее, тем менее капризен на площадке, тем менее эпатирует публику на вечеринках или в тусовках. Он уже есть, он состоялся, зачем ему доказывать что-то? У Саши это было так органично! Это жило внутри него. Мы ничего этого не видели, потому что ему это было не нужно.
Еще… Он был очень порядочным. Помню, мы уже ушли на дипломы - этот случай произошел во время майских праздников. Мы прогуливались с мужем и ребенком, и вот, подходит Сашка и просит у меня рубль взаймы. Я, конечно, дала ему этот рубль, мы о чем-то еще поболтали и разбежались. Встретились мы через два месяца на банкете, когда уже все защитили диплом и отмечали это дело в кафе «Киев». Все собрались - радостные, возбужденные. Тут Саша и говорит: «Таня, я хочу вернуть тебе рубль!» Я совсем забыла об этом рубле, и именно поэтому мне этот эпизод так врезался в память. Такая вот порядочность сильно его характеризует. Видимо, для него это было важно.
Сердце и капля крови
МАРИНА ШНАЙДЕР: Прочитав его стихи, была поражена. Я не знала его, оказывается! Я даже не могла представить себе уровень его поэзии. Он - просто феномен. Искра Божья… Какой-то пришелец. Его нам дали и забрали. Только так я могу оценить удивительную поэзию и судьбу этого человека. Я так хорошо его помню - его улыбку, взгляд, поворот головы. Мальчик, летящий куда-то…
ВИКТОР ВАХРУШЕВ: Больше чем что-либо в памяти осталась последняя встреча с Сашей Башлачевым зимой 1984 года у меня дома - через полтора года после окончания университета. Каким-то образом пересеклись два моих одногруппника - он и Сергей Кузнецов, который после окончания университета пошел работать в КГБ. Ко времени окончания Сергей уже был женат, и когда ему предложили идти работать в органы, а туда дураков не брали, не стал долго размышлять и согласился. До этого они с Башлачевым были хорошими приятелями, и он неоднократно его выручал во время военных сборов. В общем, случайной их встречу в тот раз никак нельзя назвать. На дворе перестройка, гласность еще впереди - поэтому крыть режим, существовавший тогда в СССР, было небезопасно, тем более при представителе ведомства, осуществлявшего охрану этого самого режима. Но мы еще вчера были студентами, у нас при общении с Кузнецовым были свои правила. Нам и в голову тогда не могло прийти, что при нем нельзя было чего-то говорить. А Башлачев вообще всегда отличался предельной открытостью и свободомыслием, для него не существовало каких-либо рамок и норм. Поэтому атмосфера во время нашей встречи была соответствующая - говорили исключительно то, что думали, все как есть.
Целый вечер пробыли у меня, как это было принято у нас в те годы. Башлачев рассказывал о квартирниках - концертах, которые ему устраивали в Питере и в Москве его новые друзья и знакомые. Рассказывал с увлечением, было видно, что такого рода жизнь и деятельность ему нравились. То, что он круто изменил свою жизнь и бросил журналистику, подался на вольные хлеба, - и удивляло, и не очень. Он пять лет отдал тому, чтобы научиться профессии, но Башлачев и во время студенчества отличался независимостью суждений и тем, что никогда не поддавался общему настроению.
Квартирные концерты и такая жизнь, очевидно, были по душе Башлачеву -
СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ: Башлачев как-то уже после окончания университета приехал в Свердловск и просто спел нам несколько своих песен. Очень неплохих! Но не было ощущения, что он приехал обозначить себя. Не поделиться и не похвастаться. Просто приехал и спел. Он не кичился своими песнями, не было гордости. При этом он как-то сразу планочку поставил. Типа, вот, парни, я к вам приехал просто, чтобы вас увидеть. И теперь давайте встречаться уже не ниже этого уровня. И в следующий раз вы ко мне приедете… И давайте уже с этой планочки ступеньки ставить.
ВИКТОР МЕЩЕРЯКОВ: Последний раз я виделся с Сашей в середине декабря 1986-го, когда он почти на месяц приезжал в Свердловск по случаю рождения своего сына Вани.
Он был у нас, исполнял свои знаменитые песни. Мои дети, старшему тогда было пять лет, до сих пор помнят маленькие колокольчики на его правой руке.
В двадцатых числах декабря я уговорил Сашу дать домашний концерт на квартире моих друзей. Нас было человек десять, в том числе известный теперь екатеринбургский поэт и писатель Игорь Сахновский. У него есть стихи, посвященные смерти Башлачева… Тогда же Саша показал мне свой паспорт, где на обороте обложки были нарисованы рукой Аллы Пугачевой сердце и капля крови…
ВИКТОР ВАХРУШЕВ: И я видел паспорт Саши. Точно, на его внутренней стороне было нарисовано сердце и капля крови. Артем Троицкий его привел к Пугачевой, и он пел ей свои песни.
ТАТЬЯНА ХАЛЯПИНА: Я очень уважаю Аллу Борисовну и думаю, что она не откажется помочь что-либо сделать, чтобы память о Саше была увековечена достойно, в соответствии с тем, что он сделал в русской поэзии.
ВИКТОР ВАХРУШЕВ: Самоубийство Башлачева для всех нас было полной неожиданностью. Ведь к тому времени, к 1988 году, все развивалось, казалось бы, в хорошую сторону. Концерты Башлачева стали не только квартирными, он выступал несколько раз на больших площадках. Поговаривали о том, что вот-вот выйдет пластинка в фирме «Мелодия», велись переговоры на этот счет, дело было за малым - немного потерпеть, подождать. Кто-то нам рассказывал, что видел Сашину публикацию чуть ли не в «Огоньке», что самый положительный отзыв дал всем известный и вполне официальный поэт Андрей Вознесенский. Ничто не предвещало беды… Что, на самом деле, тогда произошло? В результате чего произошел такой эмоциональный срыв? Мы до сих пор теряемся в догадках.
МАРИНА ПАРШУКОВА: В выступлениях, которые я видела по телевизору уже после его гибели, Саша предстает совсем другим, не таким, каким мы его знали в восемнадцать лет. Может быть, его жизнь немножко поломала? Не хочу сказать, что выглядел он на экране озлобленным, с трагическим изломом, но… Во времена нашей совместной учебы он был и нежный, и располагающий к себе, добрый, ранимый, к девушкам относился очень уважительно. Ничего не могу сказать негативного, сколько ни вспоминай - ни мата, ни грубости никогда от него никто не слышал. Утонченность, интеллигентность в крови. Умница был, приятно было с ним пообщаться.