Знак Зорро
Шрифт:
Он вошел и стал проталкиваться сквозь толпу. Судья увидел его и пригласил на переднее место. Дон Диего было теперь не до того, чтобы садиться.
— Что такое? Что случилось? — спросил он. — Ведь это брат Филипп, благочестивый человек и мой друг.
— Он мошенник! — возразил один из солдат.
— Если это так, то нельзя больше верить ни одному человеку, — заметил дон Диего.
— Его поступки противозаконны, кабальеро, — утверждал судья, выступив вперед. — Обвинение предъявлено, и его привели сюда на суд.
Тогда дон Диего сел, и заседание было объявлено открытым.
Человек, приносивший жалобу, был неприятный на вид парень; он объяснил, что был торговцем салом и шкурами и имел склад в Сан-Габриель.
— Я прибыл в гациенду, управляемую этим монахом, и купил у него десять шкур, — объявил он. — После того, как я отдал ему деньги и принес товар на склад, я нашел, что шкуры не выделаны как следует. В действительности они были совершенно испорчены. Я вернулся в гациенду, рассказал ему это, требуя, чтобы он вернул мне деньги, но он отказался это сделать.
— Шкуры были хорошие, — вставил брат Филипп. — Я сказал ему, что возвращу ему деньги, когда он вернет мне шкуры.
— Они были испорчены, — упорствовал торговец, — мой помощник подтвердит то же самое. Они издавали зловоние, и я должен был сжечь их немедленно.
Помощник подтвердил все это.
— Что вы можете сказать, брат? — спросил судья.
— Что бы я ни сказал, это мне не поможет, — ответил брат Филипп. — Меня уже признали виновным и вынесли приговор. Если бы я был приверженцем беспутного губернатора, а не францисканцем, то шкуры были бы хороши.
— Да это измена! — воскликнул судья.
— Я говорю правду.
Судья надул губы и нахмурился.
— Здесь было слишком много этих мошенничеств, — сказал он наконец. — Если человек носит рясу, то это вовсе не значит, что он может безнаказанно грабить. В таких случаях я считаю нужным подать пример, чтобы монахи видели, что они не могут извлекать выгоды из своего сана. Монах должен заплатить этому человеку стоимость шкур, а за мошенничество он получит десять ударов по спине, за произнесенные же им изменнические слова он получит еще пять добавочных ударов. Таков приговор.
Глава XXI
Наказание кнутом
Туземцы глумились и аплодировали. Лицо дона Диего побледнело, и на мгновение его глаза встретились с глазами брата Филиппа, на лице которого застыло выражение покорности.
Помещение суда опустело, и солдаты отвели монаха на место экзекуции посредине площади. Дон Диего заметил, что судья усмехался, и понял, каким фарсом был этот суд.
— Беспокойное время! — сказал он своему знакомому, стоявшему рядом с ним.
Солдаты сорвали рясу со спины Филиппа и собирались привязать его к столбу. Но монах обладал когда-то большой силой и сохранил ее отчасти; он понял, какое унижение ему предстояло перенести.
Внезапно он оттолкнул солдат в сторону и наклонился, чтобы схватить с земли кнут.
— Вы сняли с меня рясу! — закричал он. — Я теперь обыкновенный человек, не монах! В сторону, собаки!
Он начал стегать кнутом. Одного солдата он резанул по лицу и ударил двух туземцев, подскочивших к нему.
Но вот толпа навалилась на него, сбила с ног и принялась избивать, не обращая внимания даже на окрики солдат. Дон Диего почувствовал потребность действовать. Несмотря на мягкую натуру, он не мог перенести, чтобы с его другом поступали таким образом. Он ринулся в середину толпы, приказывая туземцам очистить дорогу, но внезапно почувствовал, как кто-то схватил его за руку, и, повернувшись, встретился глазами с судьей.
— Это не дело кабальеро, — сказал судья тихим голосом. — Человек этот был приговорен правильно. Если вы протянете руку, чтобы помочь ему, этим вы подымете руку против его превосходительства. Разве вы забыли об этом, дон Диего Вега?
По-видимому дон Диего не забыл этого. Он сознавал кроме того, что заступничеством не окажет услуги своему другу. Кивнув головой судье, он удалился. Но ушел недалеко. Тем временем солдаты овладели монахом и привязали его к позорному столбу. Это было добавочное оскорбление, так как столбом пользовались исключительно для наказания непокорных туземцев. Кнут взвился в воздухе, и дон Диего увидел кровь, выступившую на голой спине Филиппа. Он отвернулся, так как не мог вынести подобного зрелища. Он считал удары по свисту кнута в воздухе, и знал, что гордый старый брат Филипп не издаст ни звука и может умереть без стона. Он слышал смех туземцев, а, обернувшись, увидел, что наказание окончено.
— Деньги должны быть заплачены в течение двух дней, или вы получите еще пятнадцать плетей, — сказал судья.
Монах Филипп был развязан и упал на землю у подножия столба. Толпа начала рассеиваться. Два монаха, которые следовали за Филиппом от Сан-Габриель, помогли своему брату встать на ноги и отвели его в сторону под гиканье туземцев. Дон Диего Вега возвратился к себе.
— Пришлите мне Бернардо, — приказал он своему дворецкому. Дворецкий кусал губы, чтобы удержаться от смеха, когда шел исполнять данное ему приказание. Бернардо был глухонемой слуга-туземец, услугами которого дон Диего пользовался в особых случаях.
Через минуту он вошел в большую гостиную и поклонился своему хозяину.
— Бернардо, ты драгоценность! — сказал дон Диего. — Ты не можешь ни говорить, ни слышать, ни писать, ни читать, и ты недостаточно умен, чтобы знаками дать понять о своих желаниях. Ты единственный человек в мире, с которым я могу говорить без того, чтобы выслушивать ответы. Ты не произносишь «ха!» каждую минуту.
Бернардо качнул головой, как будто бы он понял. Он всегда так качал головой, когда губы дона Диего переставали двигаться.
— Да, беспокойные нынче времена, Бернардо, — продолжал дон Диего, — человек не может найти места, где бы он мог поразмыслить. Даже к монаху Филиппу позавчера ночью ворвался громадный сержант, стуча в дверь. Человеку, имеющему нервы, очень тяжело. А истязание старого монаха Филиппа? Бернардо, будем надеяться, что сеньор Зорро, который наказывает тех, кто поступает несправедливо, услышит об этом деле и будет действовать соответствующим образом.
Бернардо снова качнул головой.
— Что касается меня, то я в очень затруднительном положении, — продолжал дон Диего. — Отец приказал мне жениться, а та сеньорита, которую я выбрал, не желает меня. Наверно мой отец отдерет меня за уши. Бернардо, пришло для меня время покинуть это село на несколько дней. Я поеду в гациенду моего отца, чтобы рассказать ему, что я еще не нашел невесты, и попросить его о снисходительности. И там, на белых холмах позади его дома, я надеюсь найти какое-нибудь место, где смогу отдохнуть и побеседовать с поэтами в течение целого дня без разбойников, сержантов и несправедливых судей, раздражающих меня. А ты, Бернардо, конечно, будешь рядом.