Знаменитость
Шрифт:
– Руку ему поцеловать? Или ногу? – поинтересовался я.
Внутри закипала ярость. Ведь эта сука сидела в машине, когда Бес зарезал Зяблика!
– Просто верни пленку, которую с Алешей только что записали, – как ни в чем не бывало, сообщила Томашевская. – Бес вообще хочет прекратить это безобразие, когда записями Алеши торгуют все кому не лень. Он хочет, чтобы все сначала разрешения спрашивали, а потом – отстегивали процент семье покойного. Это же справедливо? А он проконтролирует, чтобы никто не жульничал. Поэтому он считает, что ты должен семье покойного. А
– А, по-моему, он не станет договариваться, – еле сдерживаясь, возразил я. – Он меня прирежет сразу. Помнишь, как он Витьку зарезал в Гатчине?.. Или забыла?
– На могиле Алеши ему будет легче тебя простить. Воры любят красивые жесты, – рассуждала Ева, никак не отреагировав на упоминание Витки. – А потом, ты все-таки недооцениваешь и степень моего влияния. А я – гораздо больший твой друг, чем ты думаешь.
Пользуясь тем, что на нас никто не смотрел, она ладошкой, которой все время теребила лацкан пиджака, скользнула по моему боку, затем вниз по животу и крепко, ощутимо взяла меня за промежность. Я даже вздрогнул, не ожидая от себя такой реакции. Все-таки Евка была конченой стервой.
– Если я принесу запись, то смогу пройти на похороны? – понял я.
Она кивнула, с явной неохотой отпуская то, за что держалась. Но в комнату уже зашел Василич с какими-то людьми.
– Все решено, прощание до обеда, а в четыре – уже на кладбище, – объявил он. – Оркестр приедет к двум…
– Никакого оркестра! – возмутилась Томашевская, возвращаясь к роли безутешной вдовы. – Пусть звучат песни самого Алеши. Лучшее из его блатного репертуара! Колонки установим на крыше машины.
– Алеша этого всегда боялся – что у него на похоронах будет блатняк играть! – ужаснулся я. – Он «Лебединое озеро» хотел, – вспомнился мне наш летний разговор у пивнушки.
– Это не обсуждается! – отрезала Ева категорически. – Авторитетные люди попросили…
– Кто платит, тот и заказывает музыку, – пробормотал я.
Томашевкая обернулась ко мне уже с совершенно иным выражением глаз.
– Верни пленку, солнце мое, – стальным тоном, посоветовала она. – Верни и всем хорошо будет…
Разговор был закончен. И я поспешил покинуть квартиру. Старкова ждала меня на лестничной клетке, тоже, очевидно, ни секунды не желая оставаться в этом угрюмом помещении. Но отойти далеко от подъезда нам не удалось.
– Какие люди! – вместо приветствия, радушно улыбнулся поджидавший во дворе Валет. – А я тебя заметил краем глаза… Правда, что вы с покойным Алешей успели какой-то особенный концерт записать?..
«Ну, откуда этот-то знает?» – опешил я. Казалось бы, никто не мог знать, что мы творили, закрывшись в нищем мирке квартиры Ёсифа. Однако, получалось, что слухи уже вовсю гуляли по городу. И все заинтересованные стороны уже знали – что к чему.
– Ты, гляжу, на повышение пошел? – тоже без особых церемоний спросил я.
– Переведен в идеологический отдел обкома партии! Должностешка мелкая, зато какой круг общения, связи! – Валет не без гордости продемонстрировал свое расстегнутое, «обкомовского» покроя пальто, прежде чем заправить поглубже модный шелковый шарф. – Начальство мое нынешнее – даже не полубоги, а настоящие боги! Нет такого, чего они не могут себе позволить! Представляешь? Они могут все! Перспективы для меня открываются сумасшедшие, надо только завоевать доверие… Слушай старик, очень кстати мы встретились…
Он с каким-то оценивающим интересом посмотрел на меня. «Слетелись стервятники, дня не прошло», – поневоле подумал я. Не трудно было угадать, что требуется от меня этому так называемому другу.
– Шеф мой всегда неровно дышал к песням этого вашего Алеши Козырного. У него пленок, штук двадцать хранится в задней комнате при кабинете, – со смешком поведал Валет. – Я вот что хочу предложить. Ты ведь все равно сам распространять этот альбом не сможешь. Тут такие люди и такие интересы вокруг этого завертелись – тебя сразу в бараний рог скрутят, и не заработаешь ничего. А мой шеф счастлив будет такую пленку заполучить. Я предлагаю к моему шефу под крыло попроситься? Сам Дато у него на побегушках.
– А с Бесом твой шеф тоже справится? – поинтересовался я. – А то ведь он тоже свои права предъявляет.
– Везде этот уголовник лезет, – искренно сморщился Валет. – Всем он надоел, всем напакостить успел… Кстати, могу подсказать и поспособствовать, как от него избавиться, – понизил голос Валет. – Есть кое-какие любопытные документики на него. Если их блатным показать – Бес покойник сразу. Кстати, Дато, тоже на похоронах быть обещал… Мой шеф может эти документы запросить, как только ты ему пленочку подгонишь?
– Меня без пленки на похороны не пустят, – буркнул я. – Да и твой Дато перед Бесом дрейфит. Я это уже видел один раз.
Больше разговаривать с этим начинающим партийным лизоблюдом было не о чем, да и не хотелось.
– Какие они все сволочи! – потихоньку сказала Старкова.
– Подумай! Только быстро, – Валет сделал вид, что не расслышал ее замечания и попрощался небрежным жестом.
Мы с Машей поспешили выбраться на набережную Невы. Но словно по заказу вышли там, где на другом берегу реки виднелись знаменитые «Кресты». Следственный изолятор №1 всесоюзной системы исправительно-трудовых учреждений. Я отвел глаза в сторону.
А может быть, и не стоило? Ведь если бы не опасность нарваться на нож Беса, и не угроза сесть уже через пару недель за эту самую красную кирпичную стену «Крестов» – о чем бы я думал? О двух лучших друзьях, которых я потерял одного за другим в считанные дни. (Я старался думать, что потерял их, а не угробил собственными руками.) Ведь если бы летом я не затеял эту канитель с записью – наверное, все были бы сейчас живы? Я еще раз вспомнил, как мы в июне стояли с Алешей перед пивным ларьком. Он в перепачканном белом костюме сдувал тополиный пух с краешка пивной кружки и улыбался. И сердце так заныло! Это ведь происходило где-то здесь, в нескольких кварталах? Как же это могло все так случиться? Разменять две жизни на моток магнитной пленки с двумя десятками песен. Не стоило оно того…