Знаменитые женщины Московской Руси. XV—XVI века
Шрифт:
Следует отметить, что Карамзин проигнорировал сведения и Контарини, и С. Герберштейна о том, что у Софьи были трения с Иваном Молодым и что она якобы устраивала против него козни. Например, он не связал с происками царевны смерть Ивана Молодого, как это сделал австрийский посол. Более того, по его утверждению, лекарь Леон был привезен в Москву сыновьями Рала Палеолога за несколько месяцев до болезни княжича. Лечить Ивана он вызвался сам, видимо, считая его заболевание несерьезным{192}.
Можно заметить, что в труде Карамзина не содержится каких-либо прямых обвинительных выпадов в адрес Софьи Палеолог,
Он не осудил ее за утрату драгоценностей первой жены Ивана III, рассмотрев данный эпизод вкратце{193}.
Даже события декабря 1497 г., связанные с попыткой княжича Василия при поддержке матери бежать из Москвы, представлены как результат происков сторонников Дмитрия-внука против них. По мнению историка, при великокняжеском дворе активно обсуждался вопрос о том, кто станет наследником Ивана III. У Дмитрия-внука якобы было больше поддержки со стороны знати.
Но в летописных источниках такой информации нет. В них лишь есть данные о том, что дьяки сообщили Василию о готовящемся провозглашении Дмитрия-внука великим князем. Чтобы помешать этому, по мнению книжников, великая княгиня хотела отравить мужа, поэтому тот стал остерегаться ее. Карамзин же высказал предположение о том, что зелье предназначалось для Елены Волошанки и ее сына{194}.
Историк полагал, что гнев Ивана III на сына Василия и супругу был временным явлением: «Иоанн любил супругу, по крайней мере, чтил в ней отрасль знаменитого императорского дома, двадцать лет благоденствовал с нею, пользовался ее советами и мог по суеверию, свойственному и великим людям, приписывать счастию Софии успехи своих важнейших предприятий. Она имела тонкую греческую хитрость и друзей при дворе». Поэтому уже через год великий князь «возвратил свою нежность супруге и сыну»{195}.
Карамзин считал, что через некоторое время Иван III вновь начал расследовать дело о попытке бегства Василия и выявил вину двух представителей знати: князей И.Ю. Патрикееева, своего двоюродного брата, и С. Ряполовского. Оба были сурово наказаны{196}.
Правда, в летописях нет пояснений по поводу того, за что были репрессированы эти вельможи. Поэтому у Карамзина не было никаких оснований для того, чтобы связать попытку бегства Василия с наказанием Патрикеева и Ряполовского и делать вывод о том, что после этого отношения Ивана III с женой и сыном улучшились.
В целом же Карамзин не считал, что Иван III испытывал сильную любовь к Софье. Он полагал, что тот лишь использовал ум Софьи при решении важных государственных дел и считал полезными ее советы{197}. Правда, каких-либо конкретных примеров, подтверждающих этот вывод, в «Истории государства Российского» нет. Отсутствуют такие данные и в источниках.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что прославленный историк относился к Софье Палеолог исключительно положительно. Он считал, что она обладала изощренным умом, давала супругу полезные советы при решении государственных вопросов. Используя свои обширные связи в Риме и городах Италии, принцесса способствовала приезду на Русь различных иностранных специалистов. Среди них были дипломаты, архитекторы, градостроители, рудознатцы, иконописцы, оружейники, литейщики, ювелиры, музыканты и т.д. Все они оказали большое влияние на развитие русской культуры и ремесла на рубеже XV–XVI вв.
Делая различные выводы, касающиеся жизни и деятельности Софьи, Карамзин, правда, не всегда основывался на данных источников и даже нередко вольно трактовал их содержание. Поэтому к ним следует относиться с осторожностью.
Большое внимание уделил Софье Палеолог и другой известный историк XIX в. — С.М. Соловьев. В пятом томе «Истории России с древнейших времен» он назвал вторую главу «Софья Палеолог». На основе летописных источников он описал обстоятельства сватовства Ивана III к Софье, ее поездку из Рима в Москву и свадьбу{198}.
Историк полагал, что византийская царевна оказала очень сильное влияние на характер власти великого князя. Если до этого московский государь был только первым среди равных, то при Софье окончательно сформировалось самодержавие. После брака с ней Иоанн «явился грозным государем на московском великокняжеском столе; он первый получил название Грозного»{199}.
Данный вывод Соловьев сделал на основе свидетельств А. Курбского, Берсеня Беклемишева и Герберштейна, которым полностью доверял{200}.
Историк полагал, что при дворе у Софьи и ее сына было мало сторонников, только дети боярские и дьяки. Главные представители знати, по его мнению, поддерживали Дмитрия-внука, якобы имевшего бесспорные права на великокняжеский престол — «по прежнему обычаю». В чем он состоял, историк не пояснил. У сына Софьи Василия, по его мнению, было одно преимущество — он был «от царского кореня»{201}.
Однако это утверждение Соловьева вызывает возражение. Отец Дмитрия-внука Иван Молодой только считался соправителем отца, на престоле же никогда не был. Поэтому формально его сын законных прав на верховную власть, по существовавшему обычаю, не имел. Например, ярлык на великое княжение получали только те князья, чьи отцы раньше сидели на великокняжеском престоле.
Венчание Дмитрия-внука на великое княжение историк расценил как победу боярской верхушки. Но, в отличие от Карамзина, С.М. Соловьев считал, что византийская царевна всегда оказывала очень сильное влияние на мужа, поэтому, даже удалившись от нее после заговора Василия в декабре 1497 г., он «не удалился от мыслей, внушаемых ею». В итоге торжество бояр оказалось недолгим. Страшная опала обрушилась на князей Юрия Патрикеева и его зятя Семена Ряполовского. Причину ее историк объяснил действиями этих бояр против Софьи и ее сына Василия{202}. Правда, в летописных источниках конкретных данных на этот счет нет.
Соловьев не дал точных пояснений относительно причины опалы на Дмитрия-внука и его мать в 1502 г. Он лишь привел версию самого Ивана III, отраженную в грамотах к дочери Елене, ставшей женой великого князя Литовского Александра, и крымскому хану. Она заключалась в том, что внук стал грубить деду и этим вызвал его гнев{203}. Но думается, что причина была глубже.
В труде Соловьева повторено мнение Герберштейна о том, что именно Софья заставила Ивана III свергнуть ордынское иго. Правда, ссылка идет на «Историю Российскую» В.Н. Татищева. Судя по всему, тот лишь с большими деталями повторил утверждение австрийского дипломата{204}.