Знание-сила, 1997 № 04 (838)
Шрифт:
...Давайте договоримся, что именно требует объяснения. Не то, что ученые открывают истину о природе, и не то, что они все более приближаются к истине. Если мы просто определяем приближение к истине как результат того, что делают ученые, то мы не можем распознать прогресс в продвижении к этой цели. Нет, скорее, мы должны объяснить, почему наука — самый бесспорный для нас пример полноценного познания — развивается так, как развивается, и выяснить, как это фактически происходит.
Па удивление мало мы еще знаем о том, как отвечать на этот вопрос. Мы, например, почти ничего не знаем о том, чем готова пожертвовать группа ученых ради достижения выгод, которые, как правило, предлагает новая теория. Так же мало мы знаем об исторических изменениях в цел о куп ноет и наук. Почему, несмотря на отдельные
Пока мы не сможем ответить на подобные вопросы, мы не знаем, что такое научный прогресс, и следовательно, не можем надеяться объяснить его.
Для ученого решение сложной концептуальной или инструментальной головоломки — главная цель. Его успех вознаграждается признанием со стороны других членов профессиональной группы специалистов. И только их. Практическая выгода от его решения — ценность в лучшем случае второстепенная. А одобрение людей, стоящих за рамками группы специалистов,— ценность отрицательная или же вообще не ценность.
Именно эти ценности, во многом диктующие форму нормальной науке, значимы и тогда, когда надо сделать выбор между теориями. Опытный решатель головоломок захочет сохранить как можно больше прежних решений, достигнутых его группой, а также сделать максимальным число головоломок, которые могли бы быть решены. Но даже эти ценности часто приходят в конфликт между собой, а существуют ведь и другие, еще более осложняющие проблему выбора. Именно в этой связи изучение того, чем ученые готовы пожертвовать, наиболее важно. Простота, точность, согласованность с теориями, используемыми в других областях,— значимые для ученых ценности, но не все они диктуют один и тот же выбор и не все одинаково применяются. Поскольку это так, важно также, чтобы единодушие внутри группы было первостепенной ценностью, заставляющей группу сводить к минимуму поводы для конфликтов и быстро воссоединяться вокруг простого набора правил для решения головоломок даже ценой дробления специальности или исключения продуктивного в прошлом члена группы.
Я не говорю, что это правильные ответы на проблему прогресса науки. Я говорю лишь, что это типы ответов, которые надо искать. •
Сокращенный перевод с английского Ольги Балла.
ВО ВСЕМ МИРЕ
А что вы любите выращивать?
Известный норвежский психолог Олаф Линдстрем задался вопросом; существует ли связь между психологическими особенностями личности и тем, что эта личность ест и. главное, выращивает?
Оказалось, что выращивание картофеля и любовь к Слюдам из него свойственны людям спокойным, уравновешенным и терпимым к чужой точке зрения. К капусте разных видов пристрастны более покладистые в спорах люди. Одновременно эти овощи стимулируют расчетливость, вплоть до скупости. Томаты любят выращивать преданные своей семье и интересам детей. Баклажаны и сладкий перец могут сделать человека более целеустремленным. А морковь способна обострить склонность к хандре и нытью по любому поводу. Землянику предпочитают холить и лелеять те, кто склонен к самоанализу. Если же вам не хватает твердости — сейте репу.
Эти выводы можно было бы расценить как шутку ученого, если бы не то обстоятельство, что университет, выделивший на эти исследования более двухсот тысяч долларов, признал научную ценность выводов, сделанных Линдстремом.
Век каменный — век винный
На вид это были невзрачные черепки, осколки отслуживших свое глиняных сосудов — разбитая домашняя утварь североиранских селян, живших в 5400—5000 годах до нашей эры. И вдруг на донниках сосудов исследователи из Пенсильванского университета обнаружили соли винной кислоты.
Ученые тщательно проверили результаты анализа. Сомнений не было: люди — о, скверная привычка доискиваться до запретных плодов! — открыли для себя вино на две тысячи лет раньше, чем предполагалось до сих пор. Кстати, отметим, что там же, в Северном Иране, произрастали дикие предки винограда. Им мы обязаны тем, что трезвый и тревожный каменный век стал веком веселым, винным.
ИСТОРИЯ НАУКИ В ЛИЦАХ
Симон Шноль
Яков Парнас (1884—1949)
Яков Оскарович (или, как звали его в Польше, Якуб Кароль) Парнас, крупнейший биохимик первой половины XX века, родился в городе Тарнополе (Западная Украина) в 1884 году и умер 29 января 1949 года в тюрьме в Москве.
Осенью 1950 года я начал выполнять дипломную работу в лаборатории Парнаса. Еще все было живо его памятью. Добытые им приборы. Тематика лаборатории. Три сотрудницы Парнаса завершали в это время свои докторские диссертации. Три доктора, три профессора-женщины в одной лаборатории — само по себе это было необычно. Все очень разные. Все незаурядные: Анна Николаевна Петрова, Евгения Лазаревна Розенфельд, Алла Владимировна Котельникова (я работал под ее руководством). А еще биохимик Евгения Михайловна Афанасьева и профессор Борис Николаевич Степаненко. Все они занимались разными аспектами биохимии углеводов — главным делом жизни Парнаса. О нем говорили полушепотом. Мне не удалось видеть его. Но то, что я слышал, производило сильное впечатление. С тех лет остался в моей душе долг перед ним.
Главное достижение биохимии первой половины XX века — выяснение природы и «биологического смысла» анаэробного превращения углеводов — вошло в историю под именами основных исследователей: Мейергофа, Эмбдена, Парнаса. Парнасу принадлежит среди прочего открытие фосфоролиза гликогена, процесса чрезвычайной важности и универсальности.
Редкой особенностью Якова Парнаса как исследователя была склонность и способность к теоретическим обобщениям большого масштаба. Это было особенно важно в период становления и формулировки общих понятий и принципов биохимии. Одним из таких обобщений было утверждение о переносе отдельных химических групп с молекулы на молекулу без стадии «свободного существования». Такие «трансреакции» позволяют осуществляться реакциям без тепловой деградации химического потенциала. Реакции трансфосфорилирования, трансаминирования, трансметилирования широко известны ныне в биохимии. Однако в неменьшей степени Парнас был известен как признанный учитель и руководитель многих выращенных им талантливых биохимиков. До второй мировой войны им была создана могучая школа биохимиков в Польше. Во Львове он организовал Институт медицинской химии при Львовском университете.
В сентябре 1939 года по сговору Гитлера и Сталина (пакт Молотова — Риббентропа) Польша была поделена между Германией и СССР. Во Львов вошла Красная Армия. У Парнаса был выбор: он еще мог уехать в Лондон или в Нью- Йорк, его бы отпустили. Известность его была международной. Он остался во Львове. Он посчитал невозможным бросить своих учеников и сотрудников, кафедру, институт, созданный им завод фармпрепаратов. Он получил самые лестные заверения представителей Советской власти. Кроме того, он был настроен вполне демократически, и лозунги равенства и справедливости ему были близки.