Знание-сила, 2002 № 08 (902)
Шрифт:
Вне всяких сомнений, Берия – не тот человек, который по собственной инициативе творит произвол. Он выполнял указания Сталина. Когда его судили, он так и защищался. Обычно все чекисты ссылались туманно: инстанция приказала. Берия иногда говорил «Инстанция», но гораздо чаще говорил – «приказ Сталина». Я даже готов верить в некоторые свидетельства, что он иногда тяготился необходимостью следовать подобным приказам.
Следующая волна репрессий против чекистов началась незадолго до смерти Сталина – в 51-52 годах; тогда был арестован Абакумов. Типичная ситуация: Сталин счел, что кадры слишком засиделись на своих местах. Именно к этому времени относится крылатая фраза, которую мы вынесли в эпиграф. Расстрелять тогда Сталин никого не успел, раньше умер сам; но если бы все дела, которые были начаты в этот период, были бы завершены, расстрелов было бы много.
– А что составляло идею четвертой волны репрессий?
– По прямому приказу Сталина были массовые увольнения евреев, которые неминуемо кончились бы расстрелами. Я, кстати, уверен, что он не был антисемитом. Паранойя и государствен ничество довели его до извращенного рационализма: евреи тоже могут быть пятой колонной.
Арестованный в ходе этой чистки Евгений Петрович Питовранов в 52- м году обратился к Сталину с письмом, в котором точно угадал мысль вождя и которое его спасло. Письмо совершенно замечательное. Во-первых, преамбула: со мной не было сделано никакой ошибки. Я знаю, что меня арестовали по решению ЦК, а ЦК не может ошибаться. Товарищ Сталин, Вы абсолютно правы, когда говорите, что еврейская колония в СССР теперь представляет опасность если не такую же, то большую, чем немецкая колония накануне войны 1941 года. На евреев будут опираться англо-американские поджигатели войны. И дальше автор предлагал свои планы борьбы с еврейским национализмом.
– врезка-
Критерии для реабилитации менялись. В середине 50-х на основе доклада Хрущева и постановления ЦК о культе личности реабилитировали партийных деятелей безоговорочно, даже и участников репрессий. Чекистов при этом не реабилитировали. Дальше кампания восстановления социалистической законности кончилась, и ее восстанавливали только по отдельным запросам отдельных людей; такие разовые акции. И только после 87 года началась новая волна реабилитации. Ну, а после 91-го реабилитация шла уже не столь политизировано, как раньше, хотя закон о реабилитации можно и критиковать.
Либо мы отменяем все приговоры советской власти как власти преступной – но что тогда делать с убийцами, например? – либо начинаем разбираться с каждым приговором. Тоже заведомо непродуктивный путь. Как быть со многими-многими, обвиненными в шпионаже? Какой-то процент реальных шпионов там же был. Но и с ними еще подумать надо: а что, они боролись, как умели, с преступным режимом – имели право. Так же с теми, кто воевал фактически против Сталина в немецких войсках – если они не совершали при этом никаких военных преступлений. Реабилитировать только потому, что был жертвой? Но ведь вчерашние палачи стали на следующий день жертвами.
Критерием может быть степень вовлеченности в уничтожение невинных людей. Беззаконное уничтожение. Но ведь и законы были разные. Закон о тунеядстве, например – уголовная статья… Между прочим, и в Германии участники сопротивления Гитлеру долго, до 80-х годов, получали отказ в реабилитации, потому что были осуждены по законам тех лет, трибуналом. Организацию сопротивления «Белая роза» реабилитировали только в 82-м году, хотя всем было понятно, что никакие они не преступники.
У нас должно быть на этот счет общественное мнение. С.Ф. Реденс, который проводил чистки в Москве и Московской области, был реабилитирован по просьбе родственников со связями. Не было никаких оснований для его реабилитации, и общественное мнение это скушало.
В судебном порядке реабилитировать можно кого угодно. Скажем, попытки пересмотра дел Ежова, Берии, Абакумова в конце 90-х годов базировались не на законе о реабилитации, а на нормальном естественном праве родственников на пересмотр дел. Такой механизм есть, доступен. Сейчас этим просто не так активно занимаются, как раньше…
Теперь говорить о том, чтобы установить вину каждого чекиста через суя как это делали в Германии с видными нацистами, уже бессмысленно, остались единицы полковников, причастных к тем делам. Не потеряли актуальность – наоборот, даже стали актуальнее в свете последних событий – репрессии против антисоветчиков, проводимые в более поздние годы, позорные суды, незаконные обвинения. Есть сотрудники КГБ, которые вели дела по «антисоветской агитации и пропаганде» в 70-80 годы, – они процветают, им ничего не сделали, они не понесли никакого наказания за то, что, на самом деле, нарушали закон. Они осуждали людей за то, за что в цивилизованном обществе осуждать нельзя. Они за это должны быть наказаны. Ни одного из них не наказали.
Ни одного. Таких процессов у нас просто не было. Они во власти теперь – какие могут быть процессы! Это значит, мы не разорвали пуповину с преступным прошлым.
Ситуация архивная сегодня много хуже, чем десять лет назад. Тогда-то казалось: вот, только спал ажиотажный интерес, и мы, наконец, нормально, цивилизованно пойдем к изучению прошлого.
Ничего не произошло. Столько барьеров понастроили – кто из осознанной заинтересованности, кто интуитивно.
С законом о государственной тайне как получилось? Закон неплох: 30 лет – срок секретности, после которого она должна быть снята, а дела о любом нарушении прав человека должны быть открыты независимо от срока секретности. Но нет никакого механизма реализации. Все (повторяю: все!) грифы советской власти действительны, но подлежат рассекречиванию комиссией экспертов – а денег на работу комиссии не дали. Полная вкусовщина в решения, никаких объективных критериев. Экспертов должны обеспечить министерства; цели и критерии их работы каждое министерство понимает по-своему. Министерство обороны: как можно рассекретить бесчинства армии с мирным населением на освобождаемых от немецких войск территориях?! Министерство иностранных дел: как можно рассекретить подрывную деятельность СССР на территории других государств, кто же с нами после этого будет иметь дело?!
Ни один исследователь не подал в суд на архивы за нарушение закона об обязательном рассекречивании дел тридцати летней давности.
В прошлом году я был близок к этому – они почувствовали и сразу выдали все, что мне требовалось.
Но в основном исследователи не рискуют идти на такой скандал, им же еще работать и работать… Коррумпированность архивистов: проталкивают на рассекречивание то, что включено в разные «совместные проекты» публикаций – финансируемые из-за границы «живыми долларами», а плановое рассекречивание не ведется. И нашему исследователю нужна огромная изобретательность, чтобы получить то, что попало в орбиту этих проектов. Бывший Российский государственный архив социально-политической истории и ГАРФ – счастливые исключения: там открытые, контактные люди, которые приветствуют целый ряд проектов, в том числе и совместных с нами (а мы за такое сотрудничество денег не платим).
В остальных говорят с полной откровенностью: или плати, или документов не дадим.
– И после этого он был освобожден?
– Уже осенью был принят Сталиным и занял тот самый кабинет, из которого его посадили. Представьте себе эти метаморфозы: заместитель Абакумова, кабинет соответственный. Его арестовали в октябре 51-го года, когда вместо Абакумова был назначен Игнатьев и начал свою чистку личного состава. По коридору направо – чуть-чуть вниз – вбок, – и он во внутренней тюрьме. Больше никуда не ходит, в камере сидит. Вдруг в какой-то момент после его писем его выводят: вбок, чуть-чуть вверх, по коридору налево. Отвозят домой, немного отдохнуть – возвращают в собственный кабинет – потом к Сталину, и он опять ходит на работу в то же самое здание, где сидел. Понимаете? Такие взлеты и падения забавны…