Знание - сила, 2003 № 09 (915)
Шрифт:
Герасимов начал работу по пластической реконструкции со скрупулезного исследования соотношения мягких тканей и костей у живых людей. Иголки, правда, не втыкал — измерял специальными инструментами и рентгеном. Созданные им бюсты древних людей обосновались во многих музеях и кабинетах. Стоят они и на кафедре антропологии МГУ. Особенно впечатляет человек из Брокен-Хилла с огромным надбровьем и совершенно обезьяним ртом. По классификации Ломброзо, это весьма криминальный тип. Однажды кто-то из студентов вставил ему бычок в угол рта — получился исключительный разбойник.
Надо сказать, что Герасимов придавал своим реконструкциям грубоватый и мрачный вид. Его неандертальцы и синантропы насупились, поджали губы и выражают явное недоверие окружающим. Такими ли они были?
Обычно
Это были люди с живыми, колоритными, очень выразительными физиономиями. Они мыли волосы дождевой водой, чесали их костяными гребнями и заплетали в тугие косы. Прическу украшали самоцветами, райскими перьями и слоновой костью. Одевались в дорогие меха...
Следит за собой не только цивилизованный человек. Как выяснилось, самые «первобытные» из ныне живущих аборигенов подолгу работают над своей внешностью: заплетают волосы, красят щеки, вставляют в нос кольца. Они могут потратить на это целых полдня — гораздо большее время, чем мы.
Одним словом, даешь древнему человеку — человеческий вид! Поэтому сегодня для реконструкций используют более совершенные материалы, нежели глина и гипс. Пластик и грим воссоздают структуру кожи, волосы, глаза. Лицу придается живое выражение, а телу — атлетичность. Все-таки науке о пластической реконструкции уже больше сотни лет. А насколько больше? Оказывается, не на десять и не на двадцать лет.
Как-то в одном из «Вестников антропологии» мне повстречалась статья сотрудника лаборатории пластической реконструкции (той самой) Дмитрия Пежемского. Автор доказывал, что пластическая моделировка лица на черепе появилась в незапамятные времена. Глиняные маски, облегающие череп, обнаружены в погребениях племен катакомбной культуры, населявших Европейскую степь во II тысячелетии до новой эры. Такие же маски делали в Минусинской котловине и Передней Азии, в Меланезии и Центральной Америке. Обычно их выполняли с большим тщанием, придавая портретное сходство, прорисовывая усы и волосы, вставляя глаза из раковин каури.
Очевидно, эти ритуалы были продиктованы широко распространенным культом головы. Голова считалась средоточием магической сущности человека. Головы отсекали, клали в муравейник, чтобы очистить, либо коптили (вспомните Эдгара По: сушеная голова туземца!) В «заповеднике первобытности», Гвинее-Папуа, черепа инкрустировали перламутром и драгоценными каменьями. вставляли глаза из раковин, а зубы из дерева и кости, чтобы затем «кормить» эту жутковатую куклу.
Там до сих пор охотятся за головами, поедают мозг умерших сородичей (заражаясь редкой болезнью куру), подвешивают их черепа под потолком. Да и наши европейские предки были не прочь оправить чей-нибудь черепок в серебро и попивать из него вино.
Все это не просто причуды. Череп, предмет бездушный и ненужный, выступал олицетворением
Как это «внутри них»? Разве можно забраться в предка? Да, если найдешь подходящую пещеру. Во многих культурах Первочеловек отождествлялся с самим сотворенным миром. Землю представляли не плоской, а в виде огромной горы, плотью которой является Первочеловек — Пуруша или, скажем, Кадмон, пугающий своими размерами даже ангелов. Склоны Первочеловека-горы облепили измельчавшие потомки — люди. На голове-вершине можно с ним пообщаться. Впрочем, сделать это не просто: он ведь мертвый (со смертью Первочеловека и окончилась сакральная эпоха первопредков). И все-таки, если правильно выполнять ритуалы, он... кое-что понимает!
Во многих мифах подчеркивается парадоксальное сочетание живости и мертвости Первочеловека. В Передней Азии у него даже было соответствующее имя:
Гайомарт, «живой-мертвый». Поэтому Гору земли венчает не столько голова, сколько череп. Вершину эту у разных народов так и называли: мертвая голова — Кальвария, Голгофа (точнее, «гулголеф»), Лобное место («лоб» на старом языке — череп). Здесь совершали жертвоприношения — показательные убийства рабов, преступников. Преступник — не тот, кто насолил людям, а тот, кто нарушил порядок богов — закон, скрижаль завета. И чтобы бог, демиург, первопредок не покарал всех без разбора, ему нужно выдать нарушителя. Согласно легенде, под крестом на Голгофе спрятан череп самого Адама, который собрал в чашу «Грааль» кровь Христа (других казнимых он оставил без внимания).
Люди и сами могли построить «Гору земли» — четырехгранную усыпальницу (четверка — символ Нижнего мира), куда прятали великого Предка, мертвого, но совсем как живого. Среди таких гробниц видное место занимают египетские пирамиды с их мумиями — бррр! У нас тоже есть аналоги, украшающие сакральное место страны. Здесь тебе и Лобное место, и Мавзолей, и Кремлевская стена, в основании которой лежат несколько виднейших Предков. А в нашей «первопредковской», то есть классической литературе есть чудный образ — Великанская Голова. Вначале весьма бодрая, сдувающая и Руслана, и коня, она затем чахнет и совсем отдает концы. Похоже ведет себя и Святогор: то гора плоти, а то — узник каменной могилы.
Человек-гора, человек-голова, таков Первопредок — одновременно живой и мертвый, череп и нетленное лицо.
Д. Пежемский намекает (ученый избегает скоропалительных заявлений: «нет достаточных оснований утверждать»), что посмертная маска оказала влияние на развитие портретной скульптуры, тогда как маска охотничья — на маску театральную.
Скоропалительное — порой самое интересное. Связь культа черепа-предка с театром и скульптурой прояснила для меня феномен маски. Я взял красивую книгу Ан. А. Громыко «Маски и скульптура Тропической Африки» (М.: Искусство, 1985) и стал изучать ее новыми глазами. Автор, который собаку съел на тайных обществах и магической подоплеке искусства, начинает разговор так: «Африканское искусство в значительной мере является отражением многовековой борьбы народов Африки за свободу, независимость, социальную справедливость...» Таковы были правила, и Анатолий, сами понимаете, Андреевич, не мог им не следовать. Только через десять страниц очень осторожно он сообщает о сути: «В сознании безраздельно господствовала религия... Дух умерших предков материализуется в скульптурах и масках». Африканские маски, по мнению Громыко, не просто предмет искусства, а окна в другой мир, позволяющие общаться с предками, а при их помощи — уже с «высшей силой».