Знают истину танки !
Шрифт:
И тогда дюжина зэков берется за долгое толстое бревно, разбегается с ним и с разгону бьет: б-бу!
Отходят с бревном. Видим среди них острую голову Гедговда. Он без шапки, на лице — восторг. Потому ли, что он длиннее всех, кажется, что от него — помеха, а не помощь.
a музыка зовет — не отступать. Тираны мира! — трепещите!
Разогнались
б-бу! пролом! Отходят.
И Володя Федотов тут. И Хадрис. И худощавый Антонас, Еще разок!
Но раздается густой пулеметный стук
Оборвалась музыка.
Бросают бревно! Падают! Все замирают.
А луч прожектора над головами начинает переползать туда и сюда.
Близкий крик:
— С вышек бьют, гады!.. По зоне лепят!
Пулеметы стихают.
Лежащие вскакивают. Но не успевают схватиться за бревно, как
через распахнутую калитку забора кто-то кричит:
— Автоматчики!.. Автоматчики! в зоне!
Раскрыты двойные лагерные ворота.
И по пустынной линейке входят в лагерь две цепочки солдат. Ощетиненные автоматами, они стараются держаться выпуклыми полукругами. Прожекторы с вышек освещают им путь.
МЫ ОТСТУПАЕМ.
Они идут — мертво перед ними.
Вдруг, по знаку офицера, — огни из стволов!
Очередь!
В нас! В лагерь! Каждый, стреляя, ведет автоматом немного влево, немного вправо.
И кончили.
МЫ — ЕЩЁ ДАЛЬШЕ.
Они продвигаются. В кадр попадают — слева БУР с изуродованным забором, справа — штабной барак с битыми окнами.
Они продвигаются. Они продвигаются. Сопротивления нет.
Заключенных нет.
Автоматчики развернулись в обе стороны.
Бекеч (в военном бушлате вместо шинели) кричит в дверь БУРа:
— Откройте! Я — Бекеч!
Изнутри голоса:
— Уже нельзя отпереть! Еще ударьте! Вылетит!
Знак Бекеча. Автоматчики берутся за бревно и нехотя бьют им.
Общий вид лагеря, как виден он конвойному офицеру с линейки (его затылок на первом плане). В лагере один за другим погасают фонари на столбах. Слышно, как бьют камнями то в жестяные щитки, то в сами лампочки.
И окна бараков гаснут одно за другим. Лагерь погружается в сплошную темноту. Окружный свет зоны слаб, чтоб его осветить.
Два пятна от прожекторов здесь, перед конвоем, еще резче выказывают эту угрожающую темноту. К офицеру подходит Бекеч:
— Надо продвинуться и захватить мятежников, с десяток.
— Имею приказ только обеспечить вам вывод. Дальше комбат запросил инструкций, из Караганды.
Вот кого они выводят: униженной крадущейся шеренгой, все еще с палками, лопатами и кочергами, отступают за спинами конвоиров двадцать человек, строивших жизнь на предательстве. Жалкий момент жизни!
Надзиратели замыкают.
Последняя цепочка автоматчиков втягивается в ворота и сводит их за собой.
ВЕРТИКАЛЬНЫЙ (УЗКИЙ) ЭКРАН.
Коридоры тюрьмы напролет.
Радостные крики под сводами.
И всплеск того же марша!
Сбоку, из входного коридора, вваливаются первые освободители — с брусьями, лопатами, ломами. Они растекаются в дальний и ближний концы коридора!
Среди передних бегущих — Гедговд. Он озарен восторгом. Он припадает к двери камеры, кричит:
— Барнягин! Ваня! Победа! Я так и знал — Юпитер в параллели с Солнцем!
СБОКУ ПРОСТУПАЕТ
толща стены, за ней
часть камеры. Барнягин кричит:
— Отойди, Бакалавр! Отойди, долбаем!..
и командует своим, снова схватившим столб:
…Раз-два-взяли!
Хор:
— Е-ще дали!
НАПЛЫВОМ
вместо их камеры — соседняя. Обугленные остатки нар, матрасов, тряпья. Расставив ноги, скрестив руки, посреди камеры стоит Климов. Молчит.
А в коридоре суета, ломами взламывают дверные засовы. Уже какую-то камеру открыли, оттуда вывалили освобожденные. Объятья!
Крики.
ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ — ШИРОКИЙ ЭКРАН.
Внутренность столовой — столбы, столы. Множество заключенных митингует в совершенном беспорядке. Несколько человек — на возвышении для оркестра. Вскидывания, размахивания рук. Нестройный шум, крики.
И вдруг близ самого нашего уха чей-то очень уверенный громкий голос, привыкший повелевать (мы не видим говорящего):
— Ну, и что? р-ре-волюционеры!?..
Все обернулись, смолкли.
А он совсем не торопится:
…И есть у вас военный опыт? И вы представляете, что теперь вам нужно делать?
Что за чудо? Офицер? Генерал?.. В отдалении, у входа, один, заложив руку за полу офицерской шинели, правда, без отличий и петлиц, стоит высокий, плечистый, в генеральской папахе
полковник Евдокимов! Он — и не он!.. Что делает форма с человеком! Усмешка на его лице:
…Бить стекла, долбать забор — это легче всего. А теперь что?
Настороженное молчание толпы, которой мы не видим.
Полковник все уже сказал, и стоит с пренебрежительной усмешкой.
Голоса:
— Полковника в командиры!.. Академию кончал!.. Хотим полковника!.. Просим!
Полковник быстро идет сюда, к нам,
в толпу. Люди раздвигаются перед ним.
Властно взошел он на трибуну, стал рядом с Гаем, Богданом, Климовым. Косится на них свысока. Гай делает уступающее движение:
— Я — только старший сержант. Я не возражаю.
На кого не подействует эта форма, эта уверенность!
Полковник не снисходит митинговать. Насупив брови, спрашивает:
— Каптер продсклада — здесь?
Голос:
— Здесь!
— Через два часа представить отчет о наличии продуктов. Бухгалтер продстола?