Знают только горы
Шрифт:
А что, собственно, Инис ей обещал? Что женится? Нет. Он просил её не выходить замуж несколько месяцев. А что потом?
Ингизе стало муторно на душе. Она обещала ему верить! И верила! Непонятно во что и зачем, но верила!
— Он красивый? — осторожно спросила Емина, не зная, как лучше и правильнее продолжать разговор.
— Какая разница, — удручённо буркнула инфанта. — Красивый… Не это главное! Он… не такой, как все!
— Разумеется, — с готовностью согласилась принцепсиона. Шарль для неё тоже был не таким как все, единственным и неповторимым. — А когда… помолвка?
— Совсем скоро. Отец пригласил Ривера к нам с визитом. Я жду его с ужасом!
— Послушай, Ингиза, а ты произведи на него плохое впечатление! Может, он и передумает?
— Как это? Нагрубить что ли?
— Нет! Надо постараться узнать, какие ему женщины не нравятся, и стать именно такой!
— Какой? Вдруг, ему толстые не нравятся? Так мне что, прикажешь, специально потолстеть?
— Давай не будем торопиться и постараемся как можно больше узнать о навакрийском короле.
— У кого?
— У людей, Ингиза, у людей.
Густой зеленоватый дым выполз из жертвенной чаши, словно обожравшийся питон, и медленно заструился вниз, вдоль толстой резной стойки, сворачиваясь в кольца и меняя цвет на болотно-бурый. Почти достигнув пола, он, как живой, потянулся к ногам жреца, окутывая сапоги мужчины невесомым кольцом. Жрец недовольно переступил ногами, отгоняя дымные оковы, и с недовольным видом закрыл чашу медным колпаком.
— Третий раз они отказывают нам… — задумчиво проговорила Эрима, откидывая с головы капюшон обрядового балахона, — обижены или нечего сказать?
Протус повторил её действия и тяжело вздохнул.
— Не знаю, ваша светлось. Ушедшие за черту вроде не должны демонстрировать обиды. Но, кто знает, как они воспринимают присутствие Наксатры?
Жрец задул все свечи, кроме одной и направился к выходу.
— Её культ древнее, значит, должны уважать, а не обижаться, — возразила Эрима, сосредоточенно пытаясь поймать метущуюся в голове мысль. Она так и стояла возле жертвенной чаши, словно та помогала ей думать. — А если так, то… Протус, а ты не разговаривал с Анхой на эту тему?
— О советах её богини Бастры? — жрец остановился в проеме, оглянулся на женщину, отрицательно мотая головой. — Нет. А вы? Мне кажется, она вам доверяет, ваша светлось!
— Доверяет, — со вздохом ответила Эрима, и, наконец, направилась вслед за Протусом. — Но говорит далеко не всё. И я не знаю причины, по которой так происходит.
— Вы её опасаетесь?
Жрец прекрасно осознавал, что присутствие Звёздного Талисмана рядом с молодым князем, это небывалая удача для самого Арна, и для Гнёзда. Но его мать, по-видимому, считала по-другому. Уж больно, нервной стала в последний месяц вице-королева. Даже сумасшедший муж не доводил её до такого состояния. Но, то муж, а сейчас решалась судьба единственного сына.
— У меня предчувствие, Протус, что происходит что-то не то… Я не могу это выразить словами, но сердце замирает, когда я смотрю на Арна, когда он задумывается вдруг, и смотрит в пустоту. Я пыталась узнать, о чём он думает в эти моменты, но сын лишь улыбается грустно и просит не беспокоиться. Но я чувствую… чувствую, что его что-то гложет!
— Поговорите с Анхой, ваша светлось, думаю, девушка сможет вам всё объяснить.
Эрима вздохнула, молча кивнула жрецу, и решительно направилась в покои Наксатры. Она не знала, получится ли вывести девушку на откровенный разговор, или нет, так как ситуация была очень не простой. Вице-королева многое не сказала жрецу, считая, что её домыслы и догадки сначала следует проверить, а уж потом, думать, как выходить из этого положения.
Жрец тоже не до конца был честен со своей сестрой по вере. Но то, что он утаил от Эримы, было настолько чудовищным, что эти знания могли совсем лишить несчастную мать покоя. Ларец с гадаром наследника всего за месяц покрылся паутиной, а это был очень плохой знак. Настолько плохой, что Протус уже почти решился на обряд Оборота, дабы быть готовым к смене династии. Ведь, если с Арном случится что-то непоправимое, придется в спешном порядке менять все ритуальные атрибуты, заговорённые на кровь Веревойнов. А для этого необходимо, как минимум, иметь все новое: и чаши, и ларцы, и ступы, и даже кропила, не говоря уже о гадаре.
Анха что-то тихо напевала себе под нос, со счастливым видом мастеря кожаный ремешок, вплетая в него нить с серебристыми бусинами. Эрима замерла на пороге, со смешанным чувством наблюдая за девушкой. Надежда и тревога боролись в её душе на равных. Вице-королева, глубоко вздохнула и вошла в комнату Наксатры.
— Добрый день, Анха!
— О, Эрима! — девушка порывисто вскочила с кушетки, на которой устроила себе маленькую мастерскую, и грациозно поклонилась старшей даме. Безупречный поклон, безмятежное, приветливое выражение лица, радостная улыбка. — Что-то случилось?
Она все ещё продолжала улыбаться, но радость стала меркнуть, сменяясь тревогой.
— Я не могу понять… — Эрима плотно прикрыла за собой дверь, пожалев о том, что в их дворце не предусмотрены никакие запоры, даже в личных опочивальнях. Ей не хотелось бы, чтобы во время разговора кто-нибудь вошел сюда. Особенно сын. — Так о чём я… да… Что ты думаешь о судьбе Арна? — девушка вопросительно выгнула бровки. — Я не с того начала, прости. Ты уже почти месяц живешь у нас… Опять не то! Анха, ты советовалась с Бастрой о судьбе Арна?
Наксатра жестом пригласила Эриму присесть в кресло, а сама опять устроилась на кушетке, аккуратно сложила свое рукоделие, словно оттягивая время или обдумывая ответ.
— Советовалась.
— Ну и?!
— Все будет хорошо, — ласковая улыбка не убедила встревоженную мать князя. — Пока я с ним, — добавила Анха.
— Это я знаю, но… если тебя не будет? — девушка снова удивлённо вскинула брови. — Не по твоей воле, в силу каких-то непредвиденных обстоятельств…
— Каких обстоятельств? — встревоженно спросила Анха, заподозрив Эриму в сокрытии каких-то важных сведений. — Я никуда не уйду!