Знают только горы
Шрифт:
— Помню.
— У Цухри же совершенно другое воспитание… А я чего-то жду, как дурак.
— Вот именно! — поддержал данную характеристику Фрост. — Хотя девушка сразу честно сказала, что ты ей нравишься.
— Я действительно зациклился на Ситре. Нет, даже не на ней самой, а на её выборе, обидном, но предельно ясном. Дочь правителя Колдовы хочет иметь всё! И ей проще отказаться от меня, чем от выходов в свет, ажурных перчаток и устриц. Вот такая любовь, Фрост… Но я постараюсь всё исправить, — Свейн коснулся пальцем кончика
И вдруг ему легче стало на сердце, словно кто тиски разжал. Правильно говорят: 'Отпусти ситуацию, и сразу всё станет проще'.
— Ты ещё не успел всё испортить, — успокоил его Фрост и почесал мочку уха.
Парни дружно расхохотались и синхронно подмигнули правым глазом. Арна с ними не было, но они точно знали, что он поддержал бы их решение.
— Тебе не тяжело? — заботливо поинтересовалась Цухри, улучив момент, когда губы Свейна переместились на её щечку и заскользили вниз, приятно щекоча шею.
Свейн так и держал её на руках, не испытывая никакого неудобства. Он что-то неразборчиво фыркнул, не отрываясь от приятного занятия. Девушка, не знавшая прежде мужских ласк, задрожала в его руках, как напуганный кролик. Связные мысли практически покинули затуманенную страстью головку, и лишь упрямая забота напоминала о том, что мужу неудобно, о чём она пыталась периодически разузнать.
— Ри, не отвлекайся, — Свейн, наконец, опустился на ближайший валун, удобно разместив на коленях хрупкую ношу. Теперь у него появилась возможность пользоваться не только губами, но и руками. Да и девушка могла расцепить объятия на его шее, больше судорожные, чем нежные.
— Почему, Ри? — Цухри сняла фаринг с головы Свейна и убрала длинную прядь волос с его лба, стесняясь посмотреть в глаза.
Свет отчего-то вдруг стал её раздражать, словно был третьим лишним на их романтическом свидании. Она попыталась завернуть фаринг в юбку, но тонкая ткань всё равно просвечивала. Цухри недовольно засопела. Свейн чуть усмехнулся, отобрал у жены источник света и засунул в карман штанов. Стало значительно темнее и уютнее.
— А как называть тебя ласково? Изумрудик?
Девушка совсем смутилась. Если муж будет звать её ласково, да ещё Изумрудиком, дядька Тростн на смех поднимет. После 'Что там' это будет выглядеть слишком вычурно и высокопарно.
— Видишь ли, Свейн, — Цухри, с трудом подбирая слова от жуткого смущения и неловкости, готовилась рассказать мужу одну занимательную традицию своего народа, — у нас принято давать жене новое имя… после этого… понимаешь?
Супруг задумался, собирая мысли в кучу.
— Новое имя? Какое захочу?
— Да.
— Хм… Но только после этого… — выразительный и многообещающий взгляд вогнал несчастную Цухри в краску. Она непроизвольно закрыла лицо ладонями, в которые тут же уткнулись тёплые губы. — А что означает твоё нынешнее имя?
— Что там?
— Где? — Свейн оглянулся, не понимая, что могла увидеть Цухри в темноте, да ещё через ладони.
Девушка сдавленно хихикнула и пояснила:
— Имя Цухри в переводе означает 'Что там?'. Я в детстве была излишне любопытна и вечно куда-то лезла.
Она, наконец, справилась с волнением и подняла глаза на Свейна. А он поразился нежности и благодарности, которые излучал взгляд девушки. Оказалось, что такие нематериальные подарки нравятся ему ничуть не меньше материальных. Простите, папа.
— Вот оно что, — он крепче обнял пока ещё Цухри, вдруг почувствовав, что именно таким должно быть счастье: тихо сидящим у него на коленях, и ласково теребящим волосы. От нахлынувших чувств он даже глаза закрыл, стараясь как можно полнее насладиться этим моментом.
— Свейн, ты о чём задумался?
— Выбираю тебе имя. Как на вашем языке будет — малышка?
— Юлька.
— Хорошее имя. Ты согласна быть Юлькой?!
— Мне надо будет привыкнуть.
— Привыкнешь, — улыбнулся Свейн, — мы же никуда не торопимся. Да, Юлька? — кулачок упёрся в его солнечное сплетение. — Помню, помню, только после этого!
Анха стояла у окна и смотрела на спящего Арна. Её ведомый, неистово стремящийся стать ищущим и одновременно не стать им, сегодня был готов переступить через данное слово. Ей льстило это, как девушке, но огорчало, как Наксатру. Она пришла к дофину, чтобы уберечь его от сумасшествия, а теперь сама того не желая стала являться причиной, которая может спровоцировать болезнь, несмотря на все усилия.
Поговорить с Эримой, чтобы она освободила сына от принесённой клятвы? Ведь ничего страшного не произойдёт, если Арн станет ищущим, а она дарящей. Потом, когда у него появится невеста, он просто снова станет ведомым. Анха понимала, как это важно для Гнёзда, чтобы у правителя был наследник, и не претендовала на место жены. Отчего же вице-королева так непримиримо настроена? Не доверяет Наксатре? Боится, что из дарящей она может стать разящей? Или есть ещё какие-то причины? Спросить об этом у Бастры? Но как можно тревожить Богиню по таким пустякам? Или напрямую обратиться к самой Эриме?
Что-то подсказывало Анхе, что правдивого ответа она может не получить. Но попробовать стоило.
Вице-королева не спала. В её апартаментах горел свет, и Анха решилась.
— Ваша светлость, доброй ночи!
— Заходи, девочка, — Эрима сидела в кресле и потягивала вино из бокала. Полупустая бутылка креплёной 'Сиодоры', точно такая же, как принёс Арн, стояла на низеньком столике и красноречиво сообщала о том, что вице-королева напивается в гордом одиночестве. Женщина выглядела усталой, осунувшейся и очень озабоченной, но при виде Наксатры всё же улыбнулась. — Я предполагала, что ты зайдёшь ко мне. Присаживайся. Вино будешь?