Золоченая цепь
Шрифт:
— Ваше Величество?
— Пиши грамоту! — распорядился Король. — Сим разрешается… да, адресата впиши. Королевской Гвардии. — Он взял из рук Бандита меч. — Отныне и до скончания дней барону Роланду дозволено находиться в Нашем присутствии вооруженным.
— Что? — хором воскликнули Дюрандаль, Бандит и Кромман.
— Но, сир, наши предсказания… — проблеял Кромман уже соло.
— Он один стоит троих… — буркнул Бандит.
— Ваше Величество, я не… — протестовал Дюрандаль.
Король одним взглядом заставил всех замолчать и протянул
— Нет, ты больше не связан. Мы награждаем тебя своим доверием, милорд.
Лишившись дара речи, Дюрандаль повесил меч на пояс. Вооружен и свободен! Это была честь, о которой он не мог и мечтать, — единственный человек в королевстве, облеченный таким доверием. На мгновение лицо секретаря было для него все равно что открытая книга, и написанная на нем ярость стоила герцогства. Король ухмылялся: похоже, лицо Канцлера тоже хорошо выдавало его мысли.
В такие минуты и понимаешь, что такое верность.
12
Даже Король недооценил размеры той бури, что разразилась в Парламенте. Одного заключения Монпурса в Бастион оказалось мало для его ненасытных врагов — это только подогрело их аппетит. Экс-канцлер вдруг оказался самым жутким злодеем со времен Харганда Ужасного, и ни Палата Лордов, ни Палата Общин не обсуждали ничего, кроме предъявляемых Монпурсу обвинений, требуя передачи его инквизиторам для Испытания. Принятый обеими Палатами, билль в одно снежное утро был передан во дворец на подпись Королю, чтобы обрести после этого силу закона.
Той ночью новый канцлер почти не спал и подозревал, что его монарх тоже страдает бессонницей. Обвинить Монпурса в измене было чистым безумием. Скорее уж в некомпетентности, ибо ошибки делают все. Пожалуй, ему можно было еще вменить в вину то, что он принимал подарки от неподобающих лиц, но уж во всяком случае он не совершал ничего такого, чтобы заслужить подобное наказание. Однако в случае отказа Короля подписать билль Парламент отозвал бы свои уступки. Принимать решение предстояло Королю, а канцлеру полагалось быть ему советчиком в этом деле. К утру Дюрандаль почти убедил себя в том, что долг перед Королем и отечеством требует от него отдать Монпурса в руки инквизиции. И потом, какой бы мучительной ни была процедура Испытания, она не смертельна и наверняка очистила бы его от подозрений.
Почти убедил себя.
Наверное, это было все же верное решение, ибо Монпурс согласился с ним. Даже тогда он продолжал служить Королю и своему бывшему другу. Подписанное им признание появилось еще до полудня, не оставляя Дюрандалю никакого выбора. Он отнес билль на подпись в королевскую опочивальню.
Позже в тот же день он в сопровождении отряда Клинков приехал в Бастион. Он решительно отказался от королевского предложения назначить ему личных Клинков — ссылаясь на созданный Монпурсом прецедент, — но от эскорта отвертеться ему не удалось. Впрочем, парни были только рады незапланированному выезду в свет со своим бывшим командиром.
Меньше чем за месяц Монпурс постарел лет на десять. Череп его просвечивал сквозь волосы, лицо осунулось, руки исхудали. Но еще больше поражало совершенное спокойствие, которого, казалось бы невозможно ожидать от человека, запертого в каменный мешок, закованного в цепи и одетого в драную тюремную робу.
— Тебе абсолютно нечего бояться, — сказал Дюрандаль. — Ты бросишь их обвинения обратно им в лицо.
— У каждого свои секреты, милорд, — горько улыбнулся Монпурс. — Когда это произойдет?
— Я надеюсь, что удержу их от этого до тех пор, пока Король продлевает срок работы Парламента.
— Нет, нет! Покончи с этим быстрее, прошу тебя. Как можно быстрее.
— Как хочешь. Я прослежу, чтобы так и было.
Зная его, Дюрандаль ожидал подобного ответа и уже отдал необходимые распоряжения. Ему не нужно было отменять их, что пришлось бы сделать, пожелай Монпурс отсрочки. Он сидел с заключенным и разговаривал о старых добрых временах, хотя теперь все старые дни казались ему добрыми. Когда пришли инквизиторы, это застало Монпурса врасплох. Он глубоко вздохнул.
— Ты не теряешь времени зря, милорд! — сказал он. — Что ж, спасибо за это.
В случае государственной измены на процедуре Испытания по закону должен присутствовать кто-либо из членов Тайного Совета. Дюрандаль не уступил бы этой жуткой обязанности никому, но если это были не худшие минуты в его жизни, он не знал, какие тогда должны считаться худшими. Они тянулись бесконечно. Часовня в Бастионе представляла собой обычную вонючую темницу, такую крошечную, что ему пришлось прислоняться спиной к скользкой стене, стоя почти на черте октаграммы. Монпурс сидел в центре, привязанный к стулу; лицо его было скрыто милосердной тьмой. Где-то в середине процедуры Дюрандаль с яростью обнаружил, что одним из заклинателей является Кромман, но духи уже собрались, и он не посмел вмешаться.
В ритуал вовлекались Вода и Огонь, но в первую очередь Воздух, и под конец казалось, будто тишина свистит, разорванная ураганными ветрами. Несколько раз Монпурс всхлипывал и начинал биться. В конце процедуры он просто обвис на веревках, уронив голову.
— Вы не изувечили его, идиоты?
— Он просто лишился чувств, милорд, — тихо ответил Великий Инквизитор. — Это в порядке вещей. Хотите, мы выльем на него воды.
— Конечно, нет, кретин! Отнесите его в постель и вызовите лекаря.
— Не думаю, милорд Канцлер, что это необходимо.
Выждав ровно столько, сколько было возможно, не нарушая правил, и уверив себя в том, что он не может больше заставлять сопровождавших его Клинков ждать, и что это он делает, щадя чувства Монпурса, Дюрандаль вышел и вернулся во дворец.
Тратить время на сон было досадно. Лишиться сна оказалось пыткой. Через два дня он явился к Королю, чувствуя себя так, словно его голову все это время мариновали в уксусе. Он швырнул Амброзу на колени стопку листов в дюйм толщиной.