Золотая голова

Резанова Наталья Владимировна

Грубо сработано? Нет изящества? Признаю. Но что же — лучше было убить старика? А тут и его, и Авеля, и девицу никто даже пальцем не тронул. Ну, громилу малость помяли и подержали какой-то срок в темном подполе с крысами. Так это всем пошло на пользу — и громиле, и горожанам, и даже крысам. В свое оправдание могу добавить также, что работала я не на себя, а по заказу. А заказы меня никогда не вдохновляли.

Кстати — старику была преподнесена версия, что искомую рукопись нужно всего лишь подержать в руках на четверть часа, чтобы расшифровать какой-то семейный документ.

Чтоб не томить душу напрасным ожиданием крутого поворота событий, скажу сразу, что все прошло без сучка и задоринки. Хотя мне-то заранее это не было известно, и

я достаточно запаслась оружием. Оно не понадобилось.

Я проникла в здание гильдии после полуночи (теперь темнело поздно) со стороны Соляной, через окно второго этажа. Без затей — забросила кошку и подтянулась, потом отжала ставню и открыла окно. Я уже убедилась, что охрана ночью на улице не торчит. А изнутри с первого этажа они ничего не услышат. (Кошкой, как и некоторым другим полезным инструментарием, я обзавелась уже в Свантере — в Старой гавани это труда не составляло. ) Луциан Экк ждал меня у входа в Тайную палату. Он весь трясся и, несмотря на то что в прошлом явно отличался мужественной внешностью, еще больше напомнил мне старую деву, с которой я его уже сравнивала. Старую деву, сохранившую добродетель, потому что на нее никто не догадался покуситься особенно настойчиво.

Мне было его жаль, но, что поделаешь, я должна была исполнить то, что обещала.

Будь старик поумнее или не так напуган, он бы предложил мне вынести труд Арне Арнарсона из Черной каморы. Вообще-то я была готова и к такому развитию событий. Но он безропотно согласился впустить меня. Запалив свечу, он отпер замок на тяжелой двери, но ключи не выпустил. Как будто это что-то могло изменить. Надеется запереть меня внутри, пока я буду занята?

Тайные архивные документы Морской гильдии хранились не в железных сундуках, как я ожидала, а просто в ящиках, громоздившихся до самых сводчатых потолков. Дураки эти гильдейцы — опыт былого пожара ничему их не научил. Хотя мне от этого только лучше.

Далеко идти не пришлось. Ящик с рукописью Арнарсона находился в конце первой же комнаты, по левую руку от входа, на уровне моих плеч. Судя по слою пыли, шифрами прошлого века давно никто не интересовался. Если интересовался вообще.

— У меня нет ключей от ящиков… они только у архивариусов… — пролепетал Луциан.

— Не важно. — Я достала отмычку. Инструмент сработал отлично. — Можешь вынуть тетрадь сам. Убедись, что я не беру ничего другого.

Поставив свечу на пол, Луциан Экк дрожащими руками начал рыться в ящике, пока не вытянул тетрадь. Он не протянул ее мне, а лишь бросил поверх остальных.

— Теперь отойди к двери и сторожи. Следи за коридором. — Лучше, чтобы он находился ко мне спиной. — Скоро я тебя позову.

В последующие мгновения я едва не пожалела, что не страдаю косоглазием, так как приходилось одновременно следить за Луцианом, дабы помешать ему, ежели в старикане вздумает проснуться честность, и сверять то, что было у меня в руках, с описанием Тальви — вдобавок при неверном свете единственной свечки. Приметы совпадали. Шагреневый переплет, объем, название, столбцы значков и концентрические круги с пояснениями. И руны эти несчастные имелись

— то ли.

— Какая это была хозяйка! — повторял он. — Как она готовила онгифилц, лучше я за всю жизнь не едал…

Тогда я сказала ему, что предаваться подобным мыслям — значит лишний раз себя расстраивать, а у него и без того полно забот и огорчений. Пусть лучше отдаст тетрадь мне, я ведь тоже женщина, может, мне от этого пользы будет больше. Соркес согласился. В огорчении чувств он не вспомнил, что я не читаю на его языке.

Убей меня Господь, разве я его обманула? Я же не говорила, для чего именно мне нужна рукописная поваренная книга?

И разве я распорядилась ею без пользы для себя?

Ну, а заказать шагреневый переплет с соответственным тиснением и сделать надпись на титульном листе было уже делом недолгим.

Надеюсь, что гильдейские архивариусы еще не скоро будут ревизовать свои владения. А если начнут, то вряд ли сразу поймут, что шифровальный свод заменен сводом кухонных рецептов. Покойная госпожа Соркес, как объяснил ювелир, вела свои хозяйственные записи, разумеется, не на святом языке, а на диалекте ашкеназийских евреев, из которых происходила их семья. На слух он весьма схож с немецким языком, однако алфавит его все равно непонятен и мне, и большинству человеков, даже получивших неизмеримо лучшее, чем я, образование. Если все же господа архивариусы сумеют, паче чаяния, расшифровать записи покойной Рохеле и вызнают, как готовить онгифилц, то пусть не поленятся сообщить мне. А то Соркес забыл рассказать, что это такое.

Приподняв руку с изяществом, которое любую женщину заставило бы почувствовать себя грубым и несовершенным созданием, Рик Без Исповеди полюбовался своими ногтями.

— Говорят, в Эрденоне вы, сударыня, разогнали единолично чуть ли не целую толпу? — томно протянул он.

— Ну, толпу разогнал господин Тальви со слугами. А я всего лишь расквасила пару физиономий.

— Как сказал один поэт, некоторые физиономии от этого хуже не станут…

Разговор происходил в отдельной комнате «Ландскнетта». Присутствовали Альдрик и Тальви, молодой Ларком ожидался. Прямо полномочный совет заговорщиков. Приходи и вяжи их всех сразу. Между прочим, так бы оно и было в случае опасности, не сиди я среди высокородных господ. Меня здесь всегда предупредят. Эту гостиницу в Новой гавани, предназначенную для чистой публики, открыл бывший наемник, который вышел в отставку, умудрившись не только сохранить шкуру, но привезти в Свантер изрядную добычу. На вывеске в знак признательности он приказал изобразить тяжелую пехотную шпагу, каковой, без сомнения, и был обязан своим последующим благосостоянием. Дела у него пошли вполне недурно, однако насладиться спокойной жизнью счастливчик не успел — открылась старая рана, он заболел и умер. А у вдовы, оставшейся без защиты, гостиницу попытались отобрать. Не мне объяснять, как это делается. Но я случайно оказалась рядом и предприняла все от меня зависящее, чтоб эти действия не увенчались успехом. И вдова сохранила ко мне признательность. Она, кстати, уже не была вдовой, о прошлом годе справив новую свадьбу, но вывеску, напоминавшую о первом муже, менять не стала — возможно, из суеверия.

Хлопнула белая занавеска, отброшенная ветром от окна, на миг приоткрыв многочисленные причалы Новой гавани и лес мачт между ними. Комната находилась на втором этаже, и улица уступами спускалась к порту.

Я поднесла к губам бокал с фораннанским.

изувеченная буква f, то ли половина елки и галка на боку, а сзади — то же самое вверх ногами. Как в картах.

Через несколько минут я окликнула Луциана.

— Вот, старик, убедись. Ты сам дал мне эту тетрадь. Смотри — ни одного листа не вырвано. — Я раскрыла рукопись и стала листать. Луциан оцепенело следил, как мелькают страницы, покрытые рядами непонятных значков. — Теперь я кладу тетрадь на место — туда, где она лежала. И запираю ящик. Бери свечу, и пошли отсюда.

Конечно, я могла бы и сама взять свечу и не заставлять сторожа, который был почти вдвое старше меня, гнуть спину. Но я предпочла, чтоб у него руки были заняты, а у меня — свободны. И не ради его унижения, ей-богу.

Выбиралась я из гильдии с большими сложностями, чем вошла, — хотя так оно обычно и бывает. Проще всего было сделать скользящую петлю и спуститься вниз. Но у меня возникло сомнение — а что, если Луциан выйдет из оцепенения и сбросит незакрепленную веревку? Сомнительно, чтобы я убилась, падая с такой высоты, но шум будет, а он мне ни к чему. Поэтому я забросила кошку на крышу, поднялась туда, потом переправилась на крышу соседнего дома по Соляной, а уж оттуда спустилась, причем даже не по веревке — там оказалась изумительной прочности водосточная труба, свинцовая, в виде дракона — не потомок ли то был драконов с эрдских кораблей, прибившихся к берегу будущего Свантера?