Золотая лихорадка
Шрифт:
В журнале «Вокруг света» под подписью Зимина появлялись интереснейшие очерки о жизни нефтяников, оленеводов, золотодобытчиков, и даже в них он не обходил острых углов.
Юрию стало ясно, что у этого человека много врагов.
Но самыми смелыми его разоблачениями были материалы о деятельности некоторых чиновников МВД, перешедших туда «на укрепление» из ФСБ, статистика невинно осужденных, незаконно оправданных, факты прямого подкупа следователей. Ряд материалов прямо указывал на то, что у Зимина был какой-то высокопоставленный информатор. Скорее всего
Все это Юрий узнал в первый же из отведенных ему семи дней. За ним действительно не велось наблюдение, а если и велось, то на высочайшем уровне.
Вечером он зашился в «схрон», расположенный в многоэтажке на окраине Москвы, одной из тех, где люди, зачастую прожившие рядом не один год, не знают друг друга по именам. Двухкомнатная квартира напоминала гостиничный номер, да, по сути, и являлась таковым, за тем только исключением, что горничная не могла войти в самый неподходящий момент. Холодильник был забит битком, причем такими продуктами, которые не приходилось особенно готовить, – консервами, палками копченой колбасы, сгущенным молоком, какими-то заграничными овощными салатами. Нашелся тут и десяток банок растворимого кофе.
Юрий сбегал за хлебом в ближайшую булочную и уселся в кресло, рассчитывая обдумать все в тишине и покое.
Но покой ему не мог даже присниться. Юрий придвинул к себе лист бумаги и стал чертить на нем какие-то бессмысленные линии, напряженно вглядываясь в них, как будто в сплетении этих прямых, кругов и спиралей вдруг нарисуется правильный ответ на однозначный в принципе вопрос: позволительно ли спасти виновного друга, уничтожив невинного человека?
«Нет уж, после того, как я его застрелю, мне самому останется только застрелиться, и Кайзера никакого не понадобится. Он что, дурень, – МНЕ такое поручать? Ему что, чутье изменило? А может, он от власти с ума сошел?» Филатов снова, как и месяцы назад, почувствовал дикое желание проснуться. И заглушил это наваждение стаканом. Потом следующим. И третьим. Закурил, откинулся в кресле...
«Не проснусь у Ксюхи я под боком... Нету бока. А Бога? А Бог есть. И он все-е-е расставляет по полочкам. Ленька виноват – его в котел. Зимин прав – его... в рай. Блин, не в рай, а на этот... пьедестал. Да. И тут являюсь я, камергер Рязанов. И нарушаю всю Божью диспозицию. Или наоборот? Достоевского бы сюда... Бесов-то, бесов! Верховенский... Блин. Ставрогин... И кто там еще... Да, эта, как ее... Лиза. Во. Бесы. Выйду на Красную площадь и застрелюсь у мавзолея. Как герой...» – Юрий опрокинул бутылку, поймал ее на лету, допил прямо горлышка.
И отошел ко сну прямо в кресле.
Пришел в себя Филатов рано утром, когда включенное радио разродилось позывными. И когда вспомнил все, застонав натужно и целый день пил, выйдя на свежий воздух только для того, чтобы купить очередную порцию выпивки.
Наступил третий день. Юрий встал под холодный душ, смывая с себя остатки запоя.
Он принял решение.
Может быть, самое важное в своей жизни.
– Алло, редакция? Простите, пожалуйста, как мне поговорить с Зиминым? Спасибо.
Он набрал еще один номер.
– Валентин Аркадьевич? Здравствуйте. Это с вами говорит Иванов Терентий Степанович. – Юрий говорил из автомата, подделываясь голосом под старика. – У меня есть для вас такая информация, которой не владеет еще никто из журналистов... На тему? Это не телефонный разговор. Я в Москве проездом, сам живу в Магадане, улетаю завтра утром. Буду очень благодарен вам, если мы встретимся... Да когда вам удобнее... Нет, лучше не в редакции... На Арбате? В три часа? Принято. До встречи.
«Если бы не Леня... Все золотые делишки ему рассказал бы. Уж Зимин знает, как распорядиться такой информацией. Сволочь Кайзер, сам меня вывел на нужного человека. Ну да ладно. Это ему боком выйдет... А если и за ним следят... Тогда мне каюк. Телефон, без сомнения, прослушивают, но ради такого сообщения, как мое, поднимать «наружку» на ноги никто не станет. Зимину небось десятки людей звонят. Только бы он мне поверил...»
До времени, назначенного Зиминым, оставалось еще пять часов. Филатов отправился бродить по Москве, зашел в мавзолей, внутри которого лежал одинокий Ленин... В час дня не спеша пообедал в кафе, и в 14–55 уже был на Арбате, по дороге пару раз сделав финты, чтобы сбросить возможный «хвост». Впрочем, «хвоста» за ним не было.
Журналист появился в условленном месте ровно в три часа дня. Юрий узнал его сразу, хотя на фотографии, сделанной людьми Кайзера, было только его лицо крупным планом – лицо пожилого изнуренного человека. Лицо человека из Туманного табора... Он напоминал старика пенсионера, вышедшего в магазин за молоком, а не известного журналиста, объездившего всю страну. Одет Зимин был в темно-серое пальто, при ходьбе он тяжело опирался на трость с костяным набалдашником. Нет, не такого человека ожидал увидеть Филатов.
Он не стал подходить к Зимину, хотя ничего подозрительного не заметил. Лишь когда тот, прождав «Иванова» полчаса, медленно направился в сторону Бульварного кольца, Юрий двинулся за ним следом и, обогнав на несколько шагов, обернулся и попросил закурить. Наклонившись над зажигалкой, сказал тихо:
– Я тот, кто вам звонил. Нам надо поговорить так, чтобы ни одна живая душа не слышала. Речь идет о вашей и моей жизни.
– 227–12–19. Телефон чист. Сегодня в одиннадцать вечера. – Зимин не принадлежал к числу тугодумов.
Не отвечая, Филатов кивнул, будто благодаря за сигарету, и отправился восвояси.
На этот раз он был очень осторожен; покрутился возле редакции «Россия сегодня», побродил по коридорам, разыскивая какого-то Нечаева, поехал к дому Зимина, там провел некоторое время, после чего купил билет в кино и отсидел на французской комедии два сеанса подряд, до сигнала своих часов. Было без пяти одиннадцать.
– Слушаю вас... – трубку подняла пожилая женщина.
– Я хотел бы услышать Валентина Аркадьевича.