Золотая моль
Шрифт:
И он долго расписывал, куда бы он направил Романа, будь его воля.
…Он не пошел по цветочной линии. В его квартире нет ни одного цветка, даже безобидного фикуса…
И силу Закона пришлось ему узнать на себе совсем с другой стороны. В пятнадцать лет его судили за браконьерство: поймал десяток кетин на закидушку, браконьерство! Жрать нечего было, вот и ловил. К тому времени он сбежал из училища, браконьерством промышлял.
А настоящий срок он получил за хулиганство и там. Уже в колонии добавили ему еще один — за клевету и обвинения на офицера-надзирателя, якобы пристававшего к нему с гнусными намерениями. Хотя в колонии и за ее пределами все и так знали, что Прыщ — так кликали вертухая — был педиком.
Кроме Гитлера и Геббельса читал Роман и местные газеты. Читал по-своему, выискивая между строк подтверждения своим мыслям: все начальники гады. Да что там между строк, только об этом и писалось.
Гад был для него и Букетов.
Лично Роману губернатор ничего не сделал — он даже не знал о его существовании. Но Букетов олицетворял собой власть, был ее верхушкой, и этого для ненависти было вполне достаточно.
— Стрелять вас надо, стрелять! — скрипел Роман зубами.
Кто видел, кто слышал — неизвестно. Но однажды к Роману в дешевом кафе подсел человек.
— Есть разговор.
— Базарь, — милостиво разрешил Роман.
— Шеф хочет тебя видеть, не я.
Поехали к шефу. Глаза Роману не завязывали, но если бы кто спросил, где он был — Роман бы не вспомнил. Петляли на «жигуленке» в районе Седьмого рабочего, потом вошли в какое-то громадное здание, долго шли по различным переходам. Да и самого шефа Роман не запомнил: тот сидел так, что свет падал на Романа.
Но разговор не забудет. Начался он с того, что хозяин включил магнитофон, и в тишине кабинета послышался звенящий голос:
— Бля! Был бы карабин, я бы его влет… снял.
Голос был его.
— Вы кто? — спросил Роман. — И что надо?
Хозяин деловитость оценил. Ответил кратко:
— Кто я — неважно. Важно, что ты сказал… если, конечно, не фраер дешевый.
Роман насупился.
— Ладно-ладно, не в обиду. Просто трепачи надоели. Под боком, в газетах, с экрана. А по мне так: сказал — сделал! Верно я говорю?
Роман кивнул. О чем речь.
— Так вот, чисто теоретически: если бы тебе дали даже не карабин, а винтарь хороший — рискнул бы?
Чисто теретически… так мы тебе и поверили.
— Аванс, машина нужны кроме, — детективы Роман читал.
— Нов принципе выполнимо?
— Нет вопросов, — раздухарился Роман. — Если сделать вот так и так…
И он пустился в размышления, как бы он это сделал…
Разговор тот конкретно ничем не закончился, но через несколько дней Романа нашел тот же мужик.
— Всё в машине, — коротко сказал он.
— Что — в машине?
— Что просил!
Роман сглотнул, но он понимал, что отступать уже некуда. А когда ему еще вручили задаток почти сто тысяч рублей, смирился и даже воодушевился.
Его заинтересовало.
Акцию назначили на воскресное утро. Губернатор должен был улетать в Москву и, по информации, неизвестно как добытой, перед этим обязательно заедет в администрацию. Заезд непланируемый, поэтому внимание охраны будет ослаблено. И людей почти никого…
По уговору, Роман должен был сделать два выстрела. Промахнуться с расстояния в сто с небольшим метров было практически невозможно, но выстрела должно быть два.
Самолет улетал в десять утра. На всякий случай Романа привезли к башне в семь.
— Выстрелишь, — в десятый раз учил его тот самый мужик, он представился Сашей, — сразу бросай винтарь и бегом вниз. Машина будет стоять через дорогу с другой стороны, у «Оленя».
Странно, но Роман почти не волновался. Не суетился, не дергался, не думал о будущем. Убрал комнату, аккуратно расставил любимые книги, даже разогрел себе суп — когда еще придется первого хлебнуть, если засыплешься. Но о неудаче он тоже думал вскользь: по сравнению с целью она не смотрелась.
Ровно в семь часов он уже был на месте. Роман уселся на старом ящике, на другой ящик постелил газету, поставил две бутылки пива и кусок пластами порезанной кетины. Затем вытащил и, аккуратно распеленав винтовку, осторожно прислонил ее в стык между двумя панелями. Сейчас если бы даже кто его и увидел, ничего бы не заподозрил. Сидит мужичок и кайфует на верхотуре.
Солнце уже давно поднялось, но Роман его не видел — оно всходило за спиной, за Магаданкой, где-то там за Сахарной головкой, и это было ему на руку.
Часам к восьми у парадного подъезда появились люди. Сначала вышел охранник, деловито осмотрелся и исчез. Потом подъехала одна машина, вторая и наконец губернатский джип — его Роман узнал сразу.
Он поднял винтовку и медленно навел ее на дверцу джипа. В оптику было видно все как под микроскопом. Вплоть до мелких царапин на матовом корпусе.
Роман полагал, что дверцу губернатору откроет либо водитель, либо охрана, и поэтому когда из машины неожиданно показался сам Бульдозер, на секунду растерялся. Но затем глубоко вздохнул и, совместив перекрестие прицела с бочкообразной грудью мишени, повел ее по ходу движения. Стрелять он решил на первой ступеньке: здесь Бульдозер замедлит шаг, и когда он упадет, все подумают, что споткнулся.
Шаг… второй… третий. Букетов занес ногу, и палец киллера начал сгибаться.
Далекий, едва слышный сначала гул самолета окреп и через минуту превратился в настоящий рев, заполнивший собой тихие улочки. Это разворачивался прямо над городом московский борт. Это была удача, и Роман не преминул ею воспользоваться — решительно дожал курок. Но тут чья-то грузная, не меньше губернаторской по габаритам фигура вылезла прямо в прицел и заслонила его. И начала медленно, как бы раздумывая, опускаться на ступеньки.
— Мать твою! — выругался Роман, переводя прицел выше прямо на голову Букетова.
И опять нажал на курок.
Он не знал, что второй выстрел — в него.
Патрон с мощным спецзарядом взорвался с такой силой, что затвор разорвало и как снаряд влепило в голову киллера, дробя, как стеклянные, кости челюсти, головы, шеи. Удар был такой мощности, что Романа или точнее то, что от него оставалось, сбросило с ящика, и он кувыркнулся в лестничный пролет. Уже падая, уже мертвый, он несколько раз ударился о железные балки перекрытий, так что опознавали его почти неделю.