Золотистая куколка
Шрифт:
Да, меня предупреждали, что после холе… холецистомии… холецистоэктоми… короче, после удаления желчного надо соблюдать диету, но не до такой же степени!
Терпение моё кончается, набираю в лёгкие побольше воздуха и ору, что есть мочи:
– Сестра!!!
Кажется, что-то такое мне снилось. И так же, как во сне, на мой крик не следует ровным счётом никакой обратной связи.
– Сестра-а-а! Кто-нибудь!!! Умираю!!!
Реакции ноль. Вот сволочи! Я, конечно, сейчас встану и кого-нибудь найду, и этому кому-нибудь очень сильно не поздоровится!
Осторожно поднимаюсь,
Почему так пусто? Почему так тихо? Понятно, что в элитной частной клинике не стоит ждать аншлага, но это стерильное отсутствие хоть кого-нибудь – напрягает.
– Сестра-а-а!
Иду по коридору и ору. Если кому-то это не понравится – не мои проблемы. Это их проблемы. И я гарантирую, что это будут очень большие проблемы!
– Сестра-а-а!!! Кто-нибу-у-удь!!! – колочу кулаком по первой попавшейся двери. Читаю табличку: «Туалет для персонала». Добираюсь до следующей – кабинет хирурга. Подойдёт. Пинаю её ногой:
– Э-э-эй, кто-нибудь! Мне нужна помощь!
Тишина. Дёргаю ручку на себя – заперто.
Против воли ощущаю, как по загривку снова принимаются выплясывать мурашки, как во вчерашнем кошмаре. Слишком уж похоже, что сегодня он продолжается…
– МЫ НЕ СМОЖЕМ БЫТЬ ВМЕСТЕ!!!
Истошный визг подбрасывает меня над полом. В глазах тучей мошек плывёт темнота, сердце заходится, дышать сложно – грудная клетка вроде двигается, но такое ощущение, что кислород при этом не поступает.
– Мы не сможем быть вместе… – тихий печальный всхлип плывёт по коридору.
– Мы не сможем быть вместе! – пустой безжизненный голос проскальзывает мимо, упирается в конец коридора и обратной волной снова несётся ко мне.
Меняются интонации, меняется громкость – слова одни и те же.
В теле как будто размякли все кости. Привалившись плечом, по стеночке продвигаюсь обратно к своей палате.
Мне надо спрятаться. Мне надо подумать.
***
Я не верю в мистику. Я не верю в сверхъестественное. Я давно уже взрослый, почти сорокалетний мужик (вон, до того дожился, что пришлось желчный вырезать!), поэтому знаю, что призраков не существует.
Всё, что происходит со мной здесь – это результат чьих-то действий. Либо второй вариант: на операции что-то пошло не так, анестезиолог оказался косоруким дебилом, и я впал в коматоз. Но этот мне нравится гораздо меньше.
Сижу на кровати, до подбородка укутавшись в одеяло, прихожу в себя. Я слишком резво бежал в палату, и теперь мне кажется, что в животе что-то не так.
А ещё мне страшно. Несмотря на все умные мысли, логику и доводы разума – мне страшно. Размышления отдельно, эмоции отдельно. Но это нормально. Происходит что-то непонятное и пугающее, так что моя реакция совершенно естественная. Ничего не бояться может только идиот, которым я себя никогда не считал.
Поэтому я сижу, замотавшись в одеяло, и жду, пока моё состояние не восстановится до такой степени, что я смогу, проигнорировав шепот и крики в коридоре, дойти до лестницы и спуститься вниз. Там, внизу, должны быть люди. В крайнем случае, там есть дверь на улицу.
Вытягиваю ящик тумбочки и тихо матерюсь себе под нос. Пусто! Ключ от шкафчика исчез, так же как и телефон! Что за?..
Тем более, надо валить отсюда! Правда, выходить на мороз в футболке и легких брюках мне совсем не улыбается, но это лучше, чем торчать в этих нашпигованных голосами стенах!
Я собираюсь с духом больше часа, но когда поднимаюсь, чтобы осуществить своё намерение, в палату вдруг входит куколка. Та самая, вчерашняя. Тот же синий халатик на молнии, те же белые кеды, даже прядка так же выбивается из-под уродского чепчика. В руках офисный планшет с зажимом, которым прижата какая-то таблица.
– Ах! Вы почему встали? – пугается она. – Ложитесь обратно! Вы же после операции, вам надо лежать!
Она в два счёта оказывается рядом, суёт планшет на тумбочку и, мягко подталкивая меня ладонью в плечо, теснит в сторону кровати.
М-м-м, как же божественно она пахнет! Нет ничего более волнующего, чем запах осенних яблок на нежной белой коже! Это сводит с ума. Если бы у меня было чуть больше сил, я бы разложил её тут же, на больничной кровати…
Так! Собраться!
Пинками выгоняю размякшие мысли и несколько раз глубоко вдыхаю, усилием воли заставляя кровь вернуться в голову. Ложусь. А чего бы не лечь? Разговаривать и лёжа можно, а вопросов у меня скопилось немало…
– Как вы себя чувствуете? – вежливо, но довольно-таки равнодушно интересуется моя куколка. Вблизи становится заметно, что она далеко не так молода, как мне казалось. Сеточка мелких морщин под глазами, упавшие уголки губ, едва заметные брыльки… Пожалуй, она не намного меня младше, но это неважно. Фигурка как у студентки, даже под халатиком чувствуется, а главное – волосы. Сияющее тёплым светом облако, жестоко спрятанное под нелепый чепчик. Остальное – дело десятое…
– Плохо себя чувствую! – грубо отвечаю я. – Вы до сих пор не принесли мой телефон! Где он?
– Телефон? – рассеянно переспрашивает она меня, наставляя мне в лоб бесконтактный термометр. Мерзкая штука, всё время такое чувство, будто тебе целят в голову! – Какой телефон?
Куколка старательно заносит показания в приколотую к планшету таблицу.
– Мой телефон! – грубо отвечаю я. – Сотовый! Знаете, что это такое?
– Вы не волнуйтесь, пожалуйста, – строго отвечает она, поднимая на меня спокойные серые глаза. Серые? Мне казалось, она голубоглазая… – Естественно, я знаю, что такое сотовый телефон. Где вы его оставили? Откуда я должна вам его принести? Передач вам пока никаких не оставляли…
– Какие ещё передачи? – злюсь я, но говорю тише – её внушительный тон меня смущает. – Я не жду никаких передач! Ко мне никто не должен прийти! Я положил свой телефон вот сюда, на тумбочку, а сейчас его здесь нет, видите?
– Вижу, – кивает она, бросая взгляд на опустевшую тару из-под йогурта и чая.
– И?..
– Что «и»?…
– Да вы что, издеваетесь, что ли? – я срываюсь и снова ору. Забыв обо всем на свете, резко сажусь на кровати и тут же вскрикиваю – теперь уже от боли.