Золотистая куколка
Шрифт:
Схема-то стандартная: познакомился, поухаживал, получил своё, попрощался. Они, конечно, вели себя по-разному, кто-то ломался, кто-то сразу был не прочь, кто-то рыдал потом, кто-то проклинал, кто-то гордо уходил в закат… Я что, их всех помнить должен?
И эту стерву, которая всем здесь заправляет, я раньше в глаза не видел! Наверное…
Сон давит всё сильнее, но сквозь веки глаза
На всякий случай выхожу в предбанник, но там лишь один выключатель, от санузла, и он рабочий.
«Сука!» – устало думаю я. Снова ложусь, отворачиваюсь к стене и прикрываю глаза локтем. Теперь, когда я знаю, что возможности выключить свет у меня нет, его мерзкое свечение раздражает ещё сильнее.
Ну, погоди, сука! Дай мне только выспаться!
Мои планы поменялись, куколка. Теперь я не уйду отсюда, пока не найду тебя. Не найду и не заставлю сполна расплатиться за всё, что ты вытворяешь!
Я представляю, как она стоит передо мной на коленях, заплаканная и забрызганная, моя рука жёстко сжимает золотистую копну на её затылке, а в её глазах мольба о пощаде…
Нырнув я это сладкое видение, я погружаюсь в водоворот сна.
***
Ты мне врал… Ты мне врал!!! ТЫ МНЕ ВРАЛ!!! Ты мне врал!!! Ты мне врал… Ты мне врал!!! ТЫ МНЕ ВРАЛ!!! Ты мне врал!!! Ты мне врал…
Меня подбрасывает на постели. Распахиваю глаза, но почти ничего не вижу – вокруг темно. Очень скудный отражённый свет проникает в окно, но в самой палате – темнота. Темнота и дикие крики, носящиеся от стены к стене.
Громче. Тише. Ближе. Дальше. Грустно. Яростно.
Слова долбят мой мозг, сердце свалилось в желудок и трясётся в припадочных судорогах, лоб покрылся испариной.
– Хватит! – что есть силы ору я, пытаясь перекричать этот голос, который, забравшись в черепную коробку, бесчинствует там, миксером расшвыривая серое вещество по стенкам. Спросонья пробирает такая жуть, что всё, что я могу, это верещать, как перепуганная школьница: – Хватит! Хватит! Хватит!
Но она меня перекрикивает. Когда её голос набирает мощь – мой тонет в этом потоке парализованной щепкой, а когда стихает до шёпота – собственные крики раздирают мне уши стеклянным крошевом звенящей в нём истерики.
Я не был к такому готов. Сука, я же спал! Вот тварь!
Прооравшись, кое-как беру себя в руки. Выбираюсь из кровати, осторожно подхожу к двери и выглядываю в предбанник. Здесь тоже нет света, но его полоска пробивается из коридора. Выглядываю уже туда – пустота и крик…
Встаю на середину коридора и ору изо всех сил:
– Слышишь ты, тварь? Заткнись! Что тебе от меня нужно? Ты меня достала! Либо говори, что тебе нужно, либо отвали от меня!
Реакции – ноль, никаких изменений в окружающей действительности.
– Ты больная! – в ярости выплёвываю я в воздух. – Двинутая! Я тебе шею сверну, поняла? Только попадись мне на глаза!
Ты мне врал… Ты мне врал!!! ТЫ МНЕ ВРАЛ!!! Ты мне врал!!! Ты мне врал… Ты мне врал!!! ТЫ МНЕ ВРАЛ!!! Ты мне врал!!! Ты мне врал…
Эти вопли выдёргивают из тела мои натянутые до предела нервы, волна ярости набирает обороты и я, забыв и про живот, и про то, что после операции полагается лежать, а не заниматься физическим трудом, ношусь по коридорам и ломлюсь в каждую дверь. Мне поддаются только санузлы: один на втором этаже и два на первом. Её адский крик не стихает ни на секунду, клиника переполнена терзающими слух звуками.
Везде всё заперто, в окнах – темнота, в главном холле тускло светит лампочка аварийного освещения. Синяя. Окно за стойкой ресепшена выходит на большую стоянку, за которой раскинулся широкий газон. Ещё дальше в несколько рядов высажены сначала кусты, потом молодые деревца – не то берёзы, не то клёны, отсюда не разобрать, а за ними забор. Обычный забор из профнастила, примерно в два человеческих роста, если я правильно помню, выкрашенный синей краской.
Конец ознакомительного фрагмента.