Золотистая куколка
Шрифт:
То есть, остаются личные мотивы. Что тут скажешь? Я не святой, многие от меня плакали… Кто-то из них наивно верил, что может заставить меня «остепениться» и затащить в семейную жизнь, а кто-то… куколки. С ними у меня всегда были особые отношения, к ним я испытывал сильную страсть, и накал эмоций, конечно, был непередаваемым, что уж тут.
Может ли кто-то из моих прошлых куколок и других женщин ненавидеть меня настолько, чтобы попытаться провернуть всё это? Гм… допускаю, что да.
Но! Эту куколку
Снова смотрю на табличку, и до меня доходит, что под словом «Главврач» нет ФИО. Только должность – и всё. Воскрешаю в памяти другие двери – там то же самое! Обезличенные специалисты… Забавно. А ведь ни у «медсестры», ни у «врача» не было бейджей… ну и что? К чему всё это? Ладно, будем разбираться.
Нарочито громко стучу три раза, в ответ раздаётся равнодушно-спокойное:
– Входите!
Нажимаю на ручку, распахиваю дверь, замираю на пороге, осматривая кабинет и его хозяйку. Её внешностью я не удивлён, хотя перевоплощение ей к лицу: в тёмно-сливовом платье делового фасона, с закрученными в «ракушку» волосами она выглядит совсем юной милашкой, старающейся косить под взрослую тётю. Лишь внимательно присмотревшись, можно разобрать на её лице деликатные метки времени.
Большая часть не слишком просторного кабинета тонет в сумерках, но лампа над рабочим столом даёт мягкий уютный круг света – не чета тем холодным синим прямоугольникам, которыми освещается остальная клиника.
Куколка работает за компьютером, его монитор повёрнут ко мне боком, но склонившись, я вижу, что на нём отображается какая-то база данных. При моём появлении эта странная женщина отрывает взгляд от цифр, внимательно (словно первый раз видит) смотрит на меня и вежливо произносит:
– Слушаю вас.
– Нет, это я вас слушаю, – сообщаю я, проходя в кабинет и усаживаясь в кресло напротив. Теперь нас разделяет стол. Обычный рабочий стол с нагромождением папок, стопкой больничных карт и в беспорядке разбросанной мелкой канцелярией. Органайзер для всей этой дребедени тоже есть, но он переполнен, и ручки со скрепками валяются, где придётся.
– В каком смысле? – уточняет она, с подозрением глядя на меня. Сейчас она кареглазая. Это жутковато, но постоянную смену цвета глаз хотя бы можно достаточно просто объяснить, в отличие от голосов, которые меня пугают…
В выражении лица этой милахи я совсем не наблюдаю страха и, что ещё интереснее, ни тени узнавания! Если бы не всё, что происходило раньше, я бы искренне поверил, что она видит меня впервые в жизни. Что ж, уважаю за актёрский талант, хоть и не ведусь.
– В таком смысле, – развалившись в кресле, я протягиваю руку и беру со стола ручку. – Кто ты такая? Что тебе от меня надо? В чём смысл представления?
– Я не понимаю о чём вы, – вежливо отвечает куколка. В её взгляде появляется тревога, и это мне нравится. Поняла, наконец, что шутки кончились! Доигралась…
– Не понимаешь, да? – я кладу ручку и беру карандаш, пару раз перекатываю его в пальцах, после чего лёгким движением ломаю, глядя ей в глаза. Она всё так же пытается демонстрировать спокойствие, но я отлично вижу и расширившиеся зрачки, и раздувшиеся ноздри. Боишься, милая… Это хорошо. Ты мне сегодня испуганной нужна. – Когда я ложился на операцию, здесь было полно народу – врачи, медсёстры, кто-то там ещё… Сейчас во всём здании только мы с тобой. Причём ты украла мой телефон и всю мою одежду, кроме той, что на мне…
Я не успеваю договорить – меня перебивает телефонный звонок. Она смотрит на дисплей и заявляет:
– Прошу прощения, мне нужно ответить, это важно, – и, нагло заткнув мне рот этим своим «прошу прощения», обращается к собеседнику: – Да! Да, всё верно… Конечно, ждём! Нам эти инструменты нужны были, как говорится, ещё вчера!.. Спасибо за извинения, но вы же понимаете, в каком положении мы оказались?..
Она продолжает выносить кому-то мозг за срыв сроков поставки, при этом автоматически елозит мышкой по коврику и не обращает на меня ровным счётом никакого внимания. Это раздражает, и я собираюсь поставить нахалку на место, как вдруг отвлекаюсь на посторонний звук.
Показалось? Нет, я снова слышу, как за дверью кто-то разговаривает! Не совсем близко, а как будто собеседники проходят через центральный холл мимо закутка, в котором спрятался кабинет главврача. Ещё голоса, уже дальше, и вроде даже чей-то негромкий смех. Музыка… Трель телефонного звонка!
Что за?..
Слуховые галлюцинации?
Я собираюсь подняться, чтобы выглянуть из кабинета, но тут куколка со словами:
– Да! Ждём как можно скорее! – заканчивает разговор и обращается ко мне: – Так о чём мы с вами говорили?
Я снова откидываюсь в кресле и пристально рассматриваю её нежное лицо, слегка припудренное мельчайшими полупрозрачными веснушками, и, продолжая невольно прислушиваться, сообщаю:
– О том, что ты меня похитила.
– Что?!
Её удивление настолько искренне, что я принимаюсь издевательски аплодировать.
– Браво! У тебя талант! Поздравляю! Жаль, что ты растрачиваешь его понапрасну… Итак, я хочу получить мой телефон, документы и одежду…
– А, вот в чём дело! Вы тот… э-э-э… раздражённый пациент, у которого пропал телефон! – понимающе восклицает она.
– Это я, – подтверждаю кивком её слова и добавляю: – И если мне его не вернут, я стану не просто раздражённым, – я поднимаюсь, обхожу стол и склоняюсь к ней, почти касаясь губами уха: – Я стану таким агрессивным, что мало не покажется, – хриплым шёпотом обещаю я. – Порву тебя, поняла? Так порву, что потом ни один гинеколог не зашьёт!
Как красиво она боится! Грудь под трикотажной тканью поднимается и опускается, в такт сдерживаемому дыханию, и от этого плавного скольжения вверх-вниз у меня темнеет в глазах. Она сидит очень прямо и смотрит перед собой, а я вижу, как её шея становится розовой, и щёки словно расцветают.