Золото императора династии Цзинь
Шрифт:
Трое большевиков и Яша Гуревич остались сторожить своих вьючных лошадей, а четвёрка эсеров – боевиков двинулись с казаками. Уссурийцы построились цепью и, неспеша, поехали на лесорубов. Те их заметили и прикратили работать.
Казаки надвигались, плавно раскачивались в седле, торцы прикладов упёрли в правоё бедро, указательный палец на спусковом крючке, готовые в любой момент открыть огонь.
Подхорунжий Зотов крикнул манзам:
– Кто старший? Бумага, какая есть?
От группы манз отделился человек и направился к казакам и ещё издали начал кричать:
– Капитана! Есть бумага! Есть!
Вдруг со склона
В это время на склоне соседней сопки, в лесу сидел на поваленном дереве Лу Вэйюй, держа правой рукой за ствол пехотную трёхлинейку, рядом с ним, слегка согнув спину, стоял манз в синей одежде.
– Ты уверен, что золото они нашли? – спросил паотоу.
– Да, господин, перемётные сумы у них тяжёлые, а сами они спокойные и довольные.
– Хорошо. Ну, что ж … - каменное лицо паотоу не выражало ничего.
Тут раздались выстрелы.
– Это кто там геройствует? – недовольно сказал Лу Вэйюй.
– Наверное, Хэ Ченьбо кого-то из своих людей уговорил повоевать с казаками. Этого дурня сейчас убьют, а Ченьбо скажет, что это и есть начальник.
– Хэ Ченьбо терпит убытки - усмехнулся паотоу.
– Ну, это ничего – лесов много, если сейчас выкрутится, то всё вернёт. И заплатили ему, что бы он отвлёк казаков, а не воевал с ними. Доплаты за риск или дурость всё равно не будет. Наши люди уже прошли в тайгу не замеченными казаками. Мог бы стрельбу и не открывать. Ну, да это его дело. А ты пойдёшь на станцию, отправишь телеграмму.
– Хорошо. Всё зделаю, господин.
Хунхузы с казаками воевать не любили. Когда-то давно в 1868 году полусотня уссурийцев во главе с войсковым старшиной Марковым вступила в бой с бандой хунхузов. Хунхузов было больше и они были вооружены лучше, но казаки доказали, что воюют не числом, а уменьем и хорошее вооружение, пусть даже и сплошь английское, не поможет, если духом слаб. Разгром той банды был полным. С тех пор хунхузы обходят станицы и посёлки уссурийских, амурских и забайкальских казаков.
Между тем от казаков отделился один, молодой и, прикрываясь конём, свесившись с седла, поскакал зигзагами на выстрелы. С сопки по нему окрыли огонь.
– Валька, куда! Чёрт! – закричал вслед казаку Платон Зотов, и казакам: - Стреляйте!
Казаки начали стрелять, прикрывая своего. Валька невредимым доскакал почти до стрелявших по казакам манз, соскочил с коня, укрылся за спиленными брёвнами и открыл стрельбу. Со стороны казаков стрельба прекратилась. Завязалась перестрелка между двумя манзами и казаком. Последним патроном из обоймы, Валька завалил одного из китайцев. Пока перезаряжал карабин, оставшийся манз, выскочил из укрытия и, держа винтовку как дубину за ствол, кинулся на молодого казака. Тут бы ему и конец, но раздался выстрел, и китаец свалился мёртвым. Валька поднялся, отряхнул штаны и стал спускаться вниз, к своим.
Дудек опустил карабин, улыбнулся и сказал Черкашину:
– Ещё стрелять не разучился.
– Это Валька Лямцев – сказал Черкашин. – Про Нил Пахомыча мы вам баяли.
– У него же вроде как одни девки?
– Ну да!
– Тогда это кто?
– Зять младший – удивился бестолковости городского и пояснил зачем-то.
– На действительную скоро.
– Ты ж
– Ну да! Он принятой зять. Женат на младшей дочери. Дом Нил Пахомыча ему достанется. Так-то он Шестаков, ну, по всем бумагам. А по-уличному – он Лямцев.
– Ничего не понял – сказал Дудек, - ну, да ладно.
Платон Зотов грозно кричал на молодого казака, едва сдерживая счастливую улыбку:
– Валька, чёрт, вперёд батьки в пекло! Присягу ещё не принял! А застрелили бы?
– Так обошлось же, Платон Филиппыч – улыбался беспечно Лямцев.
– Обошлось! Я тебе тут не Платон Филиппович, а господин подхорунжий! А если бы ты свою жену Варьку вдовой сделал? Что бы я Нилу Пахомычу сказал?
– Война! – пожал плечами Валька. – Скоро на действительную, в Россию, на германский фронт, а там всё может быть.
Не сделает свою жену вдовой Валентин Шестаков, а по-уличному Лямцев. Ему вообще будет вести по жизни. Вернётся домой он красным командиром, после разгрома белых в Приморье. Останется служить там же в родном краю, в погранвойсках, отличится в боях у озера Хасан. Всю Великую Отечественную войну проведёт на Дальнем Востоке, будет тяжело ранен в начале августа 1945 года японским снарядом, уйдёт в отставку по ранению в чине генерала и скончается в глубокой старости в окружение детей и внуков. И все как-то забудут, что он зять зажиточного уссурийского казака и, что все его родственники по линии жены находятся заграницей. А тесть его Лямцев Нил Пахомович ещё в 1921 году, продав всё, что можно из своего имущества японцам, собрал всех своих дочерей и зятьёв, кроме младшей дочери Варвары, которая осталась ждать своего милого, по примеру староверов подался в далёкую Аргентину. Правда он, когда брал билет на пароход, перепутал Буэнос-Айрес с Монтевидео и вместо Аргентины попал в Уругвай. Но он и там неплохо устроился. Занялся там разведение мясных пород крупного рогатого скота и свиней своих не забыл, собственно он с них и начал свою деятельность в Уругвае. К концу двадцатого века его многочисленные потомки, расселившиеся по Уругваю, Аргентине и Бразилии стали владельцами пастбищ, мясокомбинатов, птицефабрик, свиноферм, рыболовецких судов и консервных заводов, напрочь забыли, что являются потомками славных уссурийских казаков.
Казаки согнали манз в одну кучу.
– Ну, - спросил Зотов того манзу, что шёл к ним, - где бумага, паря? Кто стрелял?
– Сталший стлеляла. Бумага у него, однако, капитана – сказал манза, упорно называя подхорунжего капитаном, хотя и видел у него на погонах одну звёздочку, а не четыре.
– Я, паря, подхорунжий, а не подъесаул – возразил Зотов.
– Мой голова совсем худой, однако, моя не понимай – подхолунзий, подесаула, тлудный луский слова.
– Врёшь, косоглазый, всё ты понимаешь!
– Зачем лугаешься? Ты сталший - значить капитана.
– Лукавишь, чёрт косоглазый, нет при них никаких бумаг!
– Моя ничего не знай. Сталший плиходила, сталший говолила, люди собилай, лес луби, деньга получи. Деньга ты дашь?
– Обнаглел! Ладно, разберёмся.
Казаки решили разделиться: часть их будет сопровождать манз, которые погонят плоты к казачьему посёлку и будут ждать начальство, которое решит судьбу древесины и манз, а другие проводят городских, как они их называли, до ближайшей станции Уссурийской железной дороги, а, потом, чуть дальше, до предгорий Сихотэ-Алиня.