Золото Каралона

Цуканов Александр

– Может, к моим переедешь?

– Нет, Алеша, здесь мне спокойнее. Гунька, девка проворная, охрана проверенная… Да и за лечением бабушки прослежу.

Возле конной кошевки обернулся. Дороти стояла на крыльце дома и как крыльями махала концами белой шали. В дороге он продолжал убеждать себя, что через два месяца они переедут сначала в Китай, а потом и в Америку. В город Кресент-Сити на севере Калифорнийского штата, где прижился дальний родственник – купец Маковеев.

Временами мороз припекал так, что он сбрасывал меховую полость и рысил с пол версты вслед за кошевкой. Денег на станциях не жалел. В зимовьях вместе с

кучером торопливо пил чай, неразборчиво ел, чаще всего строганину, томленые щи и снова заснеженный тракт с короткими остановками на станциях для смены лошадей. Сон урывками. Путь до Бодайбо, где ждал Дрейзер с санной командой во главе с Ипатием, занял восемь дней при полном напряжении сил.

Здесь в резиденции Дрейзера короткий отдых. Вечером при свечах долго обсуждали обратный путь с золотом. Оно накопилось на приисках за два года безвластья и анархии. Алонину хотелось забрать Дороти, он предлагал ехать обратно на Иркутск.

На телеграф пришло сообщение, что вооруженные отряды чехословаков заблокировали движение по Трансибу. А вдоль железной дороги под Иркутском идут боевые действия. Дрейзер решил, что придется ехать от Каралона на юг, затем по притокам Вилюя, а дальше по заброшенной старой дороге на Баргузин.

–Там и дом наш старинный и людишки верные…

Все знали, путь крайне тяжелый, особенно, если метель застанет на склонах Станового нагорья. Здесь нашли свою смерть десятки старателей-хищников во времена «золотой лихорадки» на Среднем Витиме. Раньше на долгом таежном пути располагались зимовья, можно было обогреться, выпить чаю, но постепенно из-за горных перевалов, множества коварных препятствий на реках, эта дорога, будучи вдвое короче, сошла на нет. Алонин с содроганьем вспоминал, как с Ипатием добирались три года назад от Верхоянска с большим грузом по зимнику. Половина якутских лошадок не дошла до Бамбуйки. Ипатий вел себя героически. В поселке пришлось оставить часть заболевших людей и оборудование. Дальше на оленьих упряжках пробирались по тайге к верховью Тулдуни. Полмесяца тогда занял путь до Каралона.

Яков Давыдович последние годы жил в основном в Иркутске. Приисками руководили штейгеры и управляющие. Последний раз он приезжал из Бодайбо на пароходе вверх по течению Витима до устья реки Нерпо. А дальше сто верст вьючной тропы до муйских приисков казались ему пустячным делом. Поэтому он не понял негодования Алонина. Пригласил опытного проводника, крещеного тунгуса Колю.

Тунгус Колька сокрушенно замотал головой.

– Совсем плохой дорога, мороз сильный, ждать надо…

Когда проводник вышел, Дрейзер подошел к голландке обложенной малахитовыми изразцами, прижался спиной. Постоял, прикрыв ладонью глаза.

– Нет, ждать мы больше не можем! Ситуация патовая… Ипатий пусть едет с Колькой налегке. В районе Бамбуйки они купят у эвенков и три десятка оленей с нартами. Затем незаметно встанут в устье Пармы в стороне от дорог. Мы привезем туда груз из Каралона.

– Вы думаете, будут преследовать?

– Да, я уверен.

–– Устроим засаду?

– Нет, это опасно. Чтобы сбить с толку, отправим небольшой конный обоз на Бодайбо. Здесь пустим слух, что люди будут готовить караван на Иркутск. Прикупим лошадок…

Вид Каралона неприятно удивил Драйзера и Алонина. Приисковая контора стояла на краю поселка, как осажденная крепость. Ограждение было частично сломано

и сожжено. Урядник, заранее предупрежденный через посыльного, доложил, что резиденцию – она в центре поселка, рядом с обновленной церковью, отстоять не удалось.

– Спалили. Золото ищут.

– А школу, которую я для них же построил, зачем развалили?

– Да черт их раздирает. Рабочий комитет вздули. А главным у них нарядчик Хоренсков. Пришел с ультиматумом о сдаче оружия. Ну, я их послал…

– А они что же?

– Так на штурм кинулись. Залп только дали поверх голов – они врассыпную. Потом ночью пытались штурмовать… Одного мы в суматохе подранили. Пришлось ограждение разобрать, дабы сектора обстрела иметь.

Урядник накручивал седой ус и смотрелся молодцом. Дрейзер достал из кармашка позолоченные часы. Хлопнул крышкой, прозвучал бравурный марш.

– Жалованье всем выплатит управляющий сегодня же. А это возьми от меня за службу… Через день выступаем на Бодайбо.

Посмотрел на всех многозначительно.

Караван из десятка оленьих упряжек, дюжины вьючных лошадей и большой вереницы подменных оленей растянулся на версту. Три дня шли ходко по льду притока Тулдуни до самой Бамбуйки. Здесь сохранилось зимовье. Ночь провели под крышей, спали на нарах по очереди, непрестанно меняясь и проверяя посты. Урядник щелкал крышкой, с удовольствием слушал каждый раз музыку, вскидывал кулак и стращал казаков:

– Смотри у меня!

Когда пересекали водораздел на реке Ципа, обрушилась метель. В шалашах у костров без движения промерзли основательно. Едва ветер стих пошли по целику, меняя раз за разом передние упряжки, торившие дорогу. Зимовье Уя – стоявшее на реке Ципа, оказалось сожженным. Сдохла вьючная лошадь, несколько оленей, не выдержав дневного перехода. Двум полуживым самкам тунгус Колька успел пустить кровь, зарезал и тут же на морозе освежевал. Встали табором. Вареного мяса заготовили впрок. В остальном же все крайне плохо. Глубокий снег в Баунтовской котловине не позволял оленям копытить, добираться до ягеля. Запасов овса и сена оставалось на три-четыре дневных перехода.

После недолгого совещания решили, что надо быстрее выбираться из низины на плоскогорье, иначе караван не дойдет. Старая тропа не давала никаких преимуществ. Двое суток шли вдоль Южно-Муйского хребта на высоте больше тысячи метров, где ветром сдувало снежный покров, что позволяло оленям успешно кормиться. Зато допекал ветер, от него страдали все, кроме оленей. Тунгус Колька мазал лицо нерпичьим жиром. Остальные отказывались поначалу, но когда лица обморозились, покрылись коростой, кривясь и морщась от смрадного запаха, принялись мазать носы и щеки. Зимовье Кадали найти не смогли, возникло подозрение, что сбились с пути. Впереди громоздились отроги Муйского хребта.

Напоролись на огромную курумную реку с крупными обломками гранита, которую обойти невозможно. Полдня перебирались через нее, казалось, этому морю камней не будет ни конца, ни краю. Одна из лошадей сломала ноги, пришлось добить, чтоб не мучилась. Вышли к караванному перевалу Уакитский. За ним Поворотное зимовье и спуск мимо отрогов Баргузинского хребта в долину.

По всем приметам до зимовья оставалось несколько километров. Это их приободряло. Впереди всех ехал молодой веселый казак, получивший привычное напутствие урядника: «Смотри Мишка в оба, а то!..»