Золото на крови
Шрифт:
Мы чокнулись, Андрей коротко сказал:
— За то, что все таки вышли.
Водка, прокатившись по пищеводу огненным шаром, мгновенно разогрела нас изнутри. У Андрея сразу залилось румянцем лицо, да и я чувствовал, как пылают мои щеки.
— О Господи, как хорошо-то! — выдохнул Андрей прежде чем с хрустом вгрызться в плотную шляпку груздя.
А хозяйка уже спешила от печи с громадной сковородкой с шипящей яичницей, поджаренной на сале. Мы дружно взвыли от вожделения, набрасываясь на это кулинарное чудо. А еще я не мог оторваться от самого обычного хлеба. Он не шел ни в какие сравнения со староверческими сухарями. Мягкий, душистый, ноздреватый, мне казалось, что я не ел в своей жизни ничего вкуснее.
Лейтенант все-таки нашел время представиться хозяйке:
— Меня зовут Андрей, а его Юра. Ну, а вас Варя, да?
Та только улыбнулась в ответ. Еще через пару минут Андрей вспомнил еще кое-что.
— А вы-то что сидите? Присоединяйтесь, — и он показал вилкой на пустую сковородку.
— Ешьте-ешьте! Я только что поужинала, — отказалась Варя.
Андрей налил нам еще граммов по сто, предложил и хозяйке, но она опять отказалась. Признаться, я смотрел на нее с большим удивлением. Мы с Андреем ожидали встретить прожженную хозяйку воровской малины с криминальным прошлым, но Варя совсем не походила на крутую бандершу. Невысокая, полноватая, с круглым, довольно милым лицом. Возраст ее я определил лет в тридцать, может, чуть больше. Черные волосы она собирала в пучок, в ушах блестели небольшие серебряные сережки. Хотя дома было тепло, но Варя накинула на плечи белую оренбургскую шаль и машинально теребила ее концы маленькими, но явно сильными пальцами. Колец на этих пальцах не просматривалось, зато покрасневшая кожа и вздувшиеся сосуды говорили о том, что Варина жизнь не была сплошным праздником. Это подтверждала и вся обстановка в доме. Мебель старенькая, давно вышедшая из моды: шкафы, буфеты, комод, все округлых форм начала шестидесятых. В приоткрытую дверь спальни виднелась широкая кровать с хромированными шарами, застеленная сверхопрятно, и с целой пирамидой разнокалиберных подушек под ажурной тюлевой накидкой.
Да и вообще весь дом светился чистотой и ухоженностью, ясно говорившей о характере хозяйки. Вышивка на телевизоре, белый рушник под старенькой иконой, ходики с кукушкой на стене, да пушистая кошка, без страха тершаяся о наши ноги. Все в доме дышало теплом и уютом.
А темные глаза Вари продолжали пылать нетерпением, но лишь когда мы сытые и пьяные принялись за чай с малиновым вареньем, она задала нам свой главный вопрос:
— А вы Витю давно видели?
Андрей коротко глянул на меня, словно ища поддержки, и ответил очень уклончиво:
— Давно. В конце августа. Тогда он нам про вас и рассказал. Знал, что мы будем в этих местах.
— Он как, здоров был? Обещал еще летом приехать не один, с братом. И ни слуху ни духу. Последнее письмо весной прислал. Вы где его видели?
— Он работал в артели, добывал золото. Вместе с братом.
Врал Андрей с трудом, чувствовалось, что его тяготит этот разговор. Я просто не узнавал обычно талантливого в своей «болтологии» лейтенанта. Обманывать эту милую женщину оказалось совсем не просто.
— А как вы с ним познакомились? — попробовал увести разговор в сторону Андрей.
— А он разве не рассказывал? — удивилась Варя.
— Ну, я знаю, что вы помогли ему скрываться.
— Да, — глаза у женщины заблестели, губы тронула легкая улыбка. — Я подобрала его осенью, он бежал из лагеря и неудачно спрыгнул с поезда, сломал ногу. А я как раз пошла по грибы и наткнулась на него. Он тогда уже доходил, две недели полз по тайге… Привела к себе, выходила, выкормила. Он такие песни мне пел душевные. Стихи читал часами… Есенина.
Я пытался представить себе дергающегося психопата Витьку в роли тонкого лирика, и у меня ничего не получалось. Мы словно говорили про разных людей.
— Потом он уехал, а вскоре его опять посадили. И потом только письма и письма. Такие душевные, добрые. Я надеялась, что Витя как освободится, ко мне приедет, а он только письмо прислал, обещал в сентябре приехать. Да что-то нету…
Андрей опустил голову. Каким бы извергом ни был покойный Витька, но погиб он как раз от руки Лейтенанта. Наконец Андрей решился сказать ей правду.
— Варя, ты прости, но я вынужден тебя огорчить.
Я невольно отвел взгляд от широко открытых в предчувствии беды глаз женщины.
— Что? Что-нибудь с Витей? — тихо спросила она.
— Да. Они с братом пытались захватить вертолет с золотом и при этом оба погибли.
У Вари задрожали губы, блеснули слезы. Но она все-таки смогла взять себя в руки, только руки судорожно скрутили платок.
— Давно? — одними губами спросила она.
— Восемнадцатого августа. Перед смертью он убил очень много людей. Он ведь был бандит, Варя! У него руки по локоть в крови, да что руки!.. Выше головы, утонуть можно. Не стоит по такому убиваться.
— Может быть, и так, — чуть помолчав, ответила Варя. — Но в душе он был очень хороший. Просто его никто не понял. А потом уже судьба его так закрутила…
Слезы текли по ее лицу, она их не вытирала, только покачивалась из стороны в сторону, сдерживая рыдания.
— Варя, не надо так убиваться! — Андрей не выдержал, встал, нервно прошелся по комнате, подошел было к женщине, мне показалось, что он хотел погладить ее по голове, но не решился, а снова начал уговаривать. — Ну не надо, ей- Богу, он ведь не стоил вас. Я уж жалею, что сказал про это. Варя, мы только эту ночь переждем, а утром уйдем. Нам надо добраться до Баланино. Как это сделать?
— С утра пойдете на тракт да на попутках доедете, — равнодушным голосом ответила хозяйка. Потом она кивнула в угол, на пузатый шкаф с зеркалом. — Там одежда, Витя просил приготовить на четверых. Можете ее взять, чего уж теперь…
Варя поднялась из-за стола и, уже не сдерживая рыданий, прошла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. А мы еще долго сидели за столом. Нас обоих мучил один и тот же вопрос.
— Что же она в нем нашла? — тихо высказал его Андрей, косясь на дверь спальни. Я только пожал плечами. Никаких особых достоинств за покойным Витьком я не находил. Худой, страшный, дерганый неврастеник, к тому же уголовник со стажем и убийца.
— Запудрил мозги бабе, — продолжил свои рассуждения Андрей, когда мы ушли в соседнюю комнату спать. — Кроме этих задворок, она ничего не видела, а он сыграл благородного разбойника, Робин Гуда Сибирского. Изобразил влюбленность, чтобы в милицию не сдала. Представляю, какие он ей песни пел, поди «Мурку». Куда он от нее со сломанной ногой. А чуть оклемался, и уже не нужна. И письма для полного счастья хватит, чтобы не забывала. Зла не хватает!
Он долго не мог успокоиться, все ворочался на небольшом диванчике у окна. А я по привычке облюбовал для себя лежанку на печи. И хотя устал за день, но тоже долго не спал. Что-то муторно было на душе.