Золото на крови
Шрифт:
На следующий день я из окна наблюдал за праздником староверов. Не очень радостное зрелище, не Первомай, и даже не день танкиста. Бабка Пелагея вынесла на рушниках из избы большую икону со строгим ликом святого. Процессия из трех человек обходила по периметру скит. До меня донеслось заунывное, старческое дребезжание старушечьего голоса. Пелагея старательно и за всех выпевала молитвы. Дарье же приходилось придерживать рукой братца, тот все норовил убежать. Временами он по примеру родни пытался тыкать себя в лоб двумя пальцами, но ни одно крестное знамение так и не смог довести до конца.
Обойдя
— Не можно нам это. Деды наши того не потребляли, и нам нельзя.
Вскоре пришел Андрей, и на пару с Дарьей привычно потащила сани за ворота.
В последний день мы занялись приготовлением к походу. Перебирали старую амуницию, зашивали пообтрепавшиеся рюкзаки. Андрей взял в дорогу мяса, выбрал то, что помягче и что готовить быстрее: печень, оленью грудинку. Во втором часу дня мы были готовы к выступлению. Оставалось за малым — узнать, куда нам идти. Андрей по привычке расстелил на столе свою карту, долго разглядывал ее, потом пожал плечами.
— Разве что по руслу Сечи пройти. Но она в долине делает петлю и уходит на север. Это нам тоже такую петлю делать придется. Так мы и за месяц из тайги не выберемся.
Сомнения его разрешила Пелагея. Как обычно, она долго сидела на скамье, успокаивая дыхание. Потом глянула на карту, жестом отвергла ее и начала рисовать угольком прямо на столе.
— От нас до ближайшего жилья не так далеко, но пройти трудно. С нашей стороны горы еще пологие, а с той — сплошная крутизна.
Она изобразила на столе уже знакомую нам петлю реки и указала на одно место.
— Вот здесь в Сечь впадает ручей. Обычно к лету он пересыхает, только по весне, да после дождей полноводный. Дед мой и открыл тайный ход за скалы. Здесь, в верховьях, есть ложбина. По весне снег стаивает, и получается озеро. А к лету оно сходит целиком, да быстро так. Вот и оказалось, что вода пробила себе дорогу прямо сквозь скалу. Наши мужики прошли по руслу этого ручья, Обманкой его зовут, нашли пещеру, откуда он и вытекал. А они неугомонные были, — старуха с осуждением покачала головой. — Под землю сами полезли. Прошли они эту пещеру насквозь и оказались по ту сторону гор. Так что идти вам надо не там, где горы пологие, а наоборот. К самой крутизне. Увидите гору, Обрыв- скала ее прозвали, да вы ее издалека увидите, она одна такая, грозная. Перед этим по ущелью пройдете, змейкой оно идет, ну а там уж и пещеру увидите. Факелами не забудьте запастись. Я вот вам живицы принесла, — она тронула берестяной туесок с крышкой. — Дед мой сказывал, пятнадцать факелов переводил, пока пещеру насквозь проходил.
Потом Пелагея как-то без перехода заговорила страстно и убежденно:
— Только об одном прошу вас, люди добрые, как в мир
Черные глаза Пелагеи блестели фанатичным огнем, а в голосе слышалось столько мольбы и убеждения, что Андрей кивнул головой и только сказал:
— Не бойтесь, все сделаем как просите. Нельзя — так нельзя.
Темнело рано, засиживаться допоздна мы не стали, решили выспаться. Я улегся, как обычно, на печи, Андрей ворочался на своей кровати. Меня одолевали тревожные мысли о предстоящем пути, о семье. С тем и уснул.
Среди ночи меня словно кто-то толкнул. Тихонько заскрипела дверь, я поднял голову и увидел в полумраке избы высокую фигуру в белом. У меня волосы встали дыбом. Сначала я решил, что это привидение, но половицы так скрипели под ногами гостя, что я решил, что Пелагея пришла избавиться от нас, не поверив нашему честному слову. И лишь когда белая тень двинулась вдоль освещенного полной луной окна, я узнал Дарью. Меня удивило, что на ней была только ночная сорочка, все-таки на улице трещал крепкий мороз. Похоже, что она пришла босиком. Девушка остановилась, я увидел, как взлетело вверх ее белое одеяние, лунный луч скользнул по обнаженному плечу, и Дарья проскользнула дальше, где в углу слышалось равномерное похрапывание Лейтенанта.
Вскоре он перестал храпеть, вскрикнул, пробормотал:
— А, что?! Кто здесь? — но потом замолк. Чтобы немного подыграть влюбленной парочке, я принялся старательно изображать блаженный храп. А совсем рядом разыгрывался целый радиоспектакль с простым названием «любовь». Слов не было, одни только звуки поцелуев, вздохи, скрип рассохшейся кровати. Сначала я чувствовал себя полным идиотом, продолжая похрапывать, потом понял, что им совсем не до меня, и это, естественно, привело меня к мыслям о Елене. Я думал, что уже не усну. Но те двое так затянули свое свидание, что я все-таки задремал и проснулся только от скрипа открываемой двери, успев заметить как белая фигура проскользнула в сени.
«Бабка узнает — убьет ее», — подумал я.
Чуть приподняв голову я взглянул в окно и увидел бредущую босиком по снегу Дарью, а сзади торопливо ковыляющую Пелагею, тщетно пытающуюся набросить на плечи дочери шубу.
«С ума сойти! — подумал я. — Выходит, она все знала?! Вот тебе и фанатичка! Ни черта я не понимаю в этих бабах!»
Андрей в своем углу не подавал признаков жизни. Зато утром он поднялся ни свет ни заря, разбудив вскоре и меня.
— Вставай. Надо пораньше выйти.
Лицо его показалось мне бледней обычного, под глазами залегли тени, но выглядел он спокойней и уверенней обычного.
— Как спалось? — спросил он за завтраком, отводя в сторону глаза.
— Как в колыбели, без снов и кошмаров, — бодро ответил я, и Лейтенант немного повеселел. Похоже, во мне пропал неплохой актер.
ПОДЗЕМКА
Мы плотно позавтракали, напились чаю с медом и начали собираться в путь. Сложили в рюкзаки замороженное с вечера мясо, упаковали туда же небольшой туесок с медом, подарок Пелагеи, и второй туесок, побольше, со смолой для факелов.