Золото на крови
Шрифт:
— Ну вот, другое дело. Ты не слышал, как я сегодня со скамейки упал?
— Правда? — заинтересовался я.
— Да ты что! Чуть всю морду не разбил, хорошо, на унты носом приземлился. И знаешь, что мне приснилось?
— Падение в пропасть? — мгновенно угадал я.
Андрей посмотрел на меня с большим удивлением.
— Точно. А ты откуда знаешь?!
— Догадался, — ухмыльнулся я. — Я помню, как ты дергался, когда тебе этот же самый сон снился.
— Третий раз уже, — обескураженным тоном заметил Лейтенант. — И все как наяву. Ладно, давай спать.
Андрей отвернулся к стенке лицом, но мне показалось, что он долго еще не мог заснуть.
То ли Андрей оказался хорошим охотником, то ли действительно живности в этих местах водилось много, но без добычи он теперь не возвращался. Лейтенант и до этого был азартным человеком, а теперь охота испортила его окончательно.
У меня же жизнь текла вяло и скучно. С утра приходила с обходом «лечащий врач», трогала костлявыми пальцами лоб, прислушивалась к дыханию и кашлю, заставляла пить треклятую микстуру. Еще дважды она устраивала мне экзекуцию баней, и после этого я почувствовал себя здоровым человеком.
Несколько раз мне удавалось разговорить старуху. Больше всего меня удивляло что за все эти годы о ските не узнали в «миру». Оказалось что это было не так. В свое время в долину вела тропа, по которой можно было проехать даже верхом на лошади. Ее разрушили уже после возвращения Зиминых, опасаясь что в скит хлынут отступавшие в тех краях белогвардейцы. А до революции «Скит на падуне» активно поддерживал связи со своими единоверцами. Те поставляли им металл, порох, стекло, мануфактуры, ну а затворники расплачивались мехами, солью, да и золотишком. Не всегда эти отношения были безоблачны, Пелагея с горечью говорила что единоверцы изрядно наживались на наивности скитовцев.
После революции оборвались все связи с внешним миром. Лишь в сороковые годы к ним в долину пробрались мирские люди. Два геолога попали в долину тем же самым путем что и мы. Один из них сильно обморозился и умер, а второй все-таки выжил. Лишь от них староверы узнали что идет война с немцами.
Геолог прожил в скиту всю зиму. За это время он исследовал всю долину и пришел в восхищение от ее природных ископаемых. Здесь было все, и слюда, и золото, и даже каменный уголь, почему-то находящийся у староверов под запретом. Парень сумел расположить к себе не только мужскую половину скитовцев, с одной из староверок у них вспыхнула большая любовь. Геолог принял крещение, они поженились, но уже по весне парень начал метаться, потом решительно заявил что уходит.
— Там война идет, а мы с Толиком такое большое месторождение урана нашли. Я вернусь, война кончится, и я вернусь.
После долгих рассуждений старики решили что негоже отпускать нового человека в мир. Для видимости ему разрешили уйти, но провожатые довели его до перевала и там ночью удавили его. Жена геолога еще два года не знала о судьбе мужа, все ждала его, а когда все открылось, бросилась в водопад.
— Красивая была, бабы говорили — вылитая Дашка.
Но года через три после этого постигла их новая кара божья. На реку в километре от скита села невиданная железная птица. Бог отвел безбожников от скита, они выгрузили массу вещей, но отправились не в долину, а наоборот, начали карабкаться в горы. За лето они построили два странных сооружения, принятых местными за «диавольские кресты». Насколько я понял это были геодезические треноги. Все лето скитовцы жили в затворничестве, не разжигали печей и даже не ходили к реке, за водой. Именно тогда и были отрыты два этих колодца. Лишь по осени незванные гости улетели, и скитовцы зажили по старому.
— Бога мы прогневали, а все потому что в вере усомнились, — без тени сомнения заявила мать Пелагея.
ДОМОЙ!
Днем Андрей шастал по тайге, а притащив очередную добычу в одной упряжке с прекрасной староверкой, вечерами становился вял и рассеян. Я представлял, какой огонь сжигает его изнутри, но ничем не мог ему помочь. Я ломал голову над тем, как его освободить от этих чар, надо было идти дальше, я с ума сходил, думая о семье. Лейтенант заговорил об уходе сам. Было это утром, за завтраком.
— Как наш больной? — спросил Андрей пришедшую на «обход» Пелагею. — Скоро мы сможем идти дальше?
Старуха пожевала своими сморщенными губами и ответила, как мне показа лось, не очень охотно:
— Ден пять бы ему еще отлежаться.
— Нет. Это много, — решительно качнул головой Андрей. — Дня три, да надо идти. Пока погода стоит хорошая.
Про погоду он сказал не зря. За два дня до этого внезапно началась оттепель, закапало с крыш, снег напитался влагой и осел. Но в эту ночь оттепель сменилась крепчайшим морозом, и снежный покров прихватила корка твердого, как бетон наста.
— Пока нового снега не намело, надо нам уйти, — продолжал Андрей. — Пару дней еще на охоту схожу, и баста.
На Пелагею мне было страшно смотреть, я понимал, что творится у нее в душе. Удачная охота Андрея давала староверам шансы выжить в этой жестокой жизни.
— Хорошо, — наконец сказала она, — расскажу, как вам выбраться из этих мест. Послезавтра у нас большой праздник, помолимся за вас, а потом и ступайте с Богом.
Она ушла, собрался и Андрей. А я весь день думал, что ожидает в дальнейшем трех этих, как говорил дед Игнат, убогих людей. Перспективы казались нерадостными. После смерти мужиков они жили только за счет огорода. Солнца здесь было мало, урожаи становились все меньше и меньше, земля вырождалась.
В тот же день Андрей пришел какой-то не такой. Лишь поев и завалившись на кровать, он рассказал, в чем дело.
— Ты знаешь, я сегодня чуть не навернулся.
— Как это? — не понял я.
— А вот так. Провалился в ловчую яму. Иду, как обычно, к солонцам. Решил дорогу срезать. Вдруг треск и я лечу вниз. Хорошо, руки развел, да еще винтовка зацепилась за край ямы. Глянул под себя а там здоровенный острый кол торчит. Так бы и наделся на него. Пришлось осторожненько спуститься вниз, сломать его, а потом уж выбираться из ямы.
— Это что же, еще старика Аввакума яма?
— Нет, скорее деда Игната. Затесы на колу еще свежие. Предупреждала меня бабка в свое время, да я что-то запамятовал.
Может, из-за этого нелепого случая, а может, по другим причинам, но настроение Андрея портилось тем больше, чем ближе приближался назначенный им же самим день ухода. Его уже не радовали охотничьи трофеи, я давно не слышал шуток Лейтенанта, да и сам перестал подшучивать над ним. Чего уж добивать несчастного.
Тем же вечером Пелагея притащила для меня одежду. Тут было все то же самое, что и у Андрея, только размером поменьше. Все пришлось как раз впору, кроме шапки. Не везло мне в этот сезон с «набалдашниками», но треух Жеребы нещадно пострадал от пуль соратников Куцего, и я выбрал большую черную шапку из меха россомахи. Она была хороша там, что в любые морозы на мехе не оседал иней от испарины.