Золото наших предков
Шрифт:
– Вы что, чистое золото собираетесь туда нести? Да за это, если застукают… пять лет все огребём, – с ужасом произнёс свою обычную угрозу директор.
– Чтобы нас приняли за серьёзных партнёров, надо сразу заявить о себе…
Два дня к ряду весь цех скрупулёзно сшибал маленькие золотые бульбочки с контактов матричных реле. Всего их набралось примерно две трети банки из под кофе. Этот материал Кали-на не стал сдавать на склад, проводить по накладным. Взвесив банку, он понёс её в офис.
– Вот, почти килограмм чистого золота… по
– Здесь килограмм? – недоверчиво спросил Шебаршин, ибо тускло поблескивающие золотые шарики занимали совсем не много места.
– Точнее, девятьсот пятьдесят два грамма, – Калина подал банку.
– Ого… и в самом деле, – Шебаршин принял банку и сразу ощутил, что она тянет куда боль-ше чем казалось визуально. – Так говорите, что девятьсот пятьдесят два, и нигде… То есть его как бы и нет? – Директор смотрел недоверчивыми водянистыми глазами. Скорее всего, он хотел ещё спросить: а всё ли ты мне принёс… не взял ли себе… и сколько?
Но то, что без труда читалось во взгляде, он не озвучил, а спросил:
– И сколько за это можно получить?
– В том приёмном пункте, куда я собираюсь его нести, за грамм золота дают восемь дол-ларов. Таким образом за эту банку дадут почти семь тысяч семьсот долларов… Главное почин, потом уже легче пойдёт.
– И что они вам так прямо эти семь семьсот заплатят? – с прежним недоверием спрашивал Шебаршин.
– Из рук в руки, без всяких НДС, документов и прочих лишних процедур, – снисходительно объяснил Калина и у директора всё явственнее обозначался алчный блеск в глазах…
На следующий день Калина пошёл на Рождественку, терпеливо дожидался, пропуская впе-рёд прочих «сдатчиков» – он хотел переговорить, когда приёмщики полностью освободятся и даже в коридоре никого не останется. Когда он вошёл, приёмщики с удивлением на него воззрились: этот сдатчик пришёл не в первый раз, они его помнили, но он зашёл почему-то без сумки, с пус-тыми руками.
– А вы… что вы принесли? – удивлённо спросил один из приёмщиков.
– Вот это, – Калина достал спичечную коробку и высыпал из неё на стол, несколько золотых шариков.
– Что это?
– Шарики с контактов реле ДП-12, чистяк 99-й пробы.
– Мы вообще-то с чистяком не работаем… – начал было старший из приёмщиков, заворожён-но разглядывая золотые шарики, но осёкся… – Сколько их у вас?
– Около килограмма, – у Калины как будто пропала его природная суетливость, он смотрел на приёмщика пристально и спокойно.
Приёмщики колебались.
– Вы же меня знаете, не первый раз прихожу… Ну что берёте, или я другое место искать буду?
– Хорошо… берём. Только эти вот шарики вы нам оставьте, мы их на экспертизу возьмём. Мы вам верим, но сами понимаете. Вы нам завтра, после обеда позвоните, мы сообщим результат экспертизы и при положительном отзыве договоримся о встрече. Килограмм, это сколько будет стоить?
– Почти семь тысяч семьсот баксов, – подсказал Калина. Ведь вы за чистяк по восемь баксов за грамм даёте?
Приёмщики переглянулись и старший проговорил:
– Ладно,
Через три дня Калина передал Шебаршину из рук в руки все семь тысяч шестьсот девяносто долларов. Оставшиеся шесть долларов ему заплатили рублями, он отдал и их, не взяв себе ни копейки… Но директор всё равно не поверил ему. Это случилось за неделю до восемнадцатого августа, когда грянул дефолт…
3
Дефолт шмякнул «Промтехнологию», как и всю российскую экономику, что называется, по «темечку», приложился от души. Первым его следствием стало то, что двадцатого августа, впервые не была выдана «чёрная» зарплата. Банк, который обслуживал финансовые операции фирмы, прекратил все наличные выплаты. Рубль каждодневно катастрофически «худел» и угадать, как долго продолжится его падения, было невозможно. Факс фирмы с утра до вечера забрасывали послания-ми, в свою очередь Шебаршин посылал факсы в Сибирь, в Касимов… Но оттуда «ни ответа, ни привета». Вся бизнесмашина, одним из минизвеньев, которой была «Промтехнология», зас-топорилась, прекратились все денежные и товаропотоки.
В этой нелёгкой ситуации вдруг последовал удар «под дых» с другой стороны. НИИ по-требовал срочно погасить задолженность за аренду производственных и складских помещений. Шебаршин растерялся. Отрезанный от банковских фондов, он почувствовал себя как рыба выброшенная из привычной стихии на берег. В таком же трансе пребывал и Ножкин. Не получив зарплаты ни 21-го, ни 22-го, ни 23-го… зароптали рабочие и служащие фирмы.
Когда Калина появился в офисе, там царило похоронное настроение. Шебаршин закрылся в своём кабинете и велел секретарше по телефону отвечать, что его нет. Ножкин у себя, что-то обсуждал со снабженцами. Калина постучал к директору, не получив ответа, осторожно приоткрыл дверь, заглянул в кабинет. Шебаршин без пиджака, галстука, с расстёгнутым воротом и спущенными подтяжками сидел за столом с тусклым, отсутствующим взором, в кабинете пахло валерьянкой.
– Владимир Викторович?
Шебаршин мутно посмотрел на Калину.
– Как будем решать вопрос с зарплатой? Работяги волнуются, – Калина вошёл в кабинет и закрыл за собой дверь.
– Какая зарплата, Пётр Иванович?… Видите, что кругом творится, – директор вяло махнул рукой.
– Понимаете, Владимир Викторович, лучше сейчас заплатить, пока рубль ещё больше не обесценился. Сейчас ещё можно по старому заплатить. Работяги ведь уже просекли, что реальная зарплата падает вместе с рублём.
– Да чёрт с ними. Не о том сейчас думать надо. Институт этот прямо с ножом к горлу. Не знаю, что и делать. Пока рубль не восстановится, пока банк выплаты не возобновит, никакой зарплаты, – отрезал директор.
– Владимир Викторович, не надейтесь, прежнего курса уже не будет. Сейчас самый удобный момент, надо всё сразу, и аренду, и зарплату заплатить, пока институт не очухался и не про-индексировал арендную плату с учётом инфляции, и пока рабочие не требуют того же. Если тя-нуть не будем, в выигрыше останемся! – заметно горячился Калина.