Золото Советского Союза: назад в 1975
Шрифт:
— Ян, выходи! — орут с улицы.
— Подождёте, — негромко так отзывается.
Наконец, повязку наложил, и ну реветь. Тут его в охапку, и потащили наружу.
Мы с Петром ползком-ползком, до стола доползли, а встать не получается. Пока до скальпеля дотянулись, пока смогли верёвки разрезать, думали, всё, спасать некого будет. Потом решили разделиться, я налегке к лодкам побежал, за подмогой на Перевоз плыть, а Пётр с вами остался. На наше общее счастье, через полчаса встретил якутов с оленями, они вас помогли транспортировать до Жуи. А мотора на лодке
Налымов умилённо улыбался, глядя на нас, мы ему пытались впарить излишки подношений, но он категорически отказался:
— Вы чего это удумали, вам значит, принесли, а я, здоровый лоб, объедать вас буду. Не-не, и вообще, мне пора, без того задержался.
После обеда и сончаса нам снова не дали выработать стратегию и тактику. Посетитель. Не больница, а проходной двор какой-то.
В палату вошла девушка, и я от радости чуть из кровати не выпрыгнул. Соня!
— Здравствуйте, — тихо поздоровалась она. — Саша Шведов здесь лежит?
Вот чёрт, а я даже в зеркало сегодня не смотрелся, не причёсывался, и только условно умылся. Батя обернулся на меня, иронично заломив бровь.
— Пойду, покурю, — сказал он, взяв курс на дверь.
— Здравствуй, Саша, — подошла Соня, нерешительно застыв в метре от моей кровати.
— Не стесняйся, подходи ближе, — позвал я её. — Присаживайся.
— Тут лежит что-то на стуле.
— Это мать принесла, подожди, уберу — начал я спускать ноги.
— Ты что, не надо, я постою, — наклонилась она ко мне, стараясь удержать. — Мне сказали, недолго. Вообще пускать не хотели. Как ты?
Как болван. Счастливый болван, к которому в больницу пришла красивая девушка, а он в таком неприглядном виде её встречает.
— Спасибо, хорошо. Садись сюда, да не бойся, тут целый свободный край. Ты откуда взялась?
— Проездом. Поступать еду.
— О, молодец. А я видимо в пролёте нынче. Пока выпишусь, все сроки пройдут.
— Жаль. А я только прилетела. И конечно не могла не зайти. Ребята в посёлке только о вас с товарищем Шариповым и говорят. Будто банду брали. Слухи один другого невероятнее. Мне поручили узнать, как было на самом деле. Но я даже не собираюсь, понимаю, что вам нельзя разглашать. Я тут вам варенья принесла, вот, малина. Выздоравливайте.
Соня наклонилась, чтобы поставить банку, и я перехватил её руку.
— Ты что, уже уходишь?
— Ну да, меня очень просили не задерживаться. Сказали, к вам весь день посетители, отдохнуть не дают. Пойду.
— Стой. Ты что, так вот и уйдёшь?
— А что ещё?
А поцеловать? — хотел спросить я, но только сжал её пальцы.
— Мы больше не увидимся?
— Что за глупости.
— Это очень долго, я до тех пор зачахну. Мне нужны положительные эмоции для выздоровления. А какие же эмоции без тебя.
Смутилась, глаза опустила и руку к себе тянет. Милый мой человечек, краше тебя на свете нет.
— Знаешь, а ты поступай на заочное. Там всё позже, и подача документов, и экзамены.
— Приеду. На заочное, вольнослушателем, кем угодно, только бы к тебе поближе. Только ты адрес оставь.
— Ой, а адреса пока нет. Я в педагогический собираюсь. Общежитие дадут, телеграмму маме отобью.
Ну положим, педовские общаги в Иркутске я и без того знаю. Бывал. Всю жизнь они на одном месте располагаются.
— Найду.
— Ну всё, теперь точно пойду.
— Погоди минутку, я тебя провожу.
— Куда? Не вставай.
— Да ладно тебе, не развалюсь. Я уже хожу понемножку. Надо двигаться, нам сами врачи сказали. Подай халат.
— Держи, — зарделась она, протягивая халат, а сама отворачиваясь. Ну и правильно, не в том я сейчас состоянии, чтобы хвастать своими телесами. Да и повязки кровавые не очень симпатичные. Жаль, голову перебинтованную спрятать некуда. Герой, ничего не скажешь.
— Готово, пойдём.
Она мне и руку подала и плечо подставила. Плечо остренькое, и ключицы торчат. Так и тянет поцеловать. Но пока хватит и того, что я на законных основаниях обнял её, вроде как опёрся, предусмотрительно здоровой стороной. Так и пошли потихоньку. Быстро у меня всё равно не получается, но я еле передвигал ногами, чтобы растянуть удовольствие. А пахнет она ночными фиалками. Я не знаю, как пахнут фиалки, но она вся как душистый цветок. Так что будет фиалкой.
Жалко, что бодайбинская больница такая маленькая. Мы слишком быстро дошли до лестницы, а спуститься мне не позволили, тормознув у самых перил.
— Шведов! Ты далеко собрался? А ну марш в палату, еле на ногах стоит, а уже с девушкой разгуливает.
— Сейчас приду, — отозвался я.
Только жизнь начала налаживаться, весь кайф обломали. Хотя по лестнице это конечно был бы экстрим.
— Ой, а как же ты обратно доберёшься?
— Никак. Придётся тебе меня обратно вести, — улыбнулся я.
Ой, сейчас, кажется, будут бить. Соня хватала раскрытым ртом воздух, от возмущения не зная, что и сказать.
— Ты неисправим, Шведов! — наконец выпалила она, ловко вывернувшись из-под моей руки. И побежала вниз.
— Прости, я пошутил, — крикнул я вслед.
Сам не знаю, почему мне нравится её дразнить. Становлюсь мальчишкой? В любом случае, теперь мне самостоятельно возвращаться в палату. Ладно, по стеночке дойду. Вон лавка есть, передохну если что. Хотя лучше не садиться, потом хрен поднимусь.
— Саша, — раздалось сзади, когда я был на полпути. — Тебе всё-таки тяжело.
Я махнул рукой, не оборачиваясь: уходи. Радует, что она вернулась, но не надо на меня сейчас смотреть: ноги дрожат, виски и лоб в поту. Доползу и рухну спать.