Золото Виннету (Виннету - 3)
Шрифт:
– У меня ее нет.
Мое откровенное и, как ему показалось, наивное признание позабавило его еще больше.
– Ха-ха-ха! Он собрался в Титон без лошади! А вы часом не сошли с ума, сэр?
– По-моему, нет. Если мне понадобится лошадь, я ее куплю или поймаю.
– Где?
– Где будет удобнее.
– Вы хотите это сделать в одиночку?
– Попытаюсь.
– Вашей самоуверенности можно позавидовать, сэр. Я вижу, у вас на плече висит лассо, но бьюсь об заклад, что вы его и на старый пень не набросите, не то что на мустанга.
– Почему же?
– Хотите обижайтесь, хотите
– С чего вы взяли?
– Да это же ясно, как день! Посмотрите на себя и на настоящего вестмена. На вас все новенькое, с иголочки: сапоги сверкают как зеркало, штаны из лосиной кожи еще не протерлись, на рубашке индейская вышивка! Шляпа обошлась вам не меньше чем в двадцать долларов, а нож и револьвер наверняка еще никому не причинили вреда. Вы стрелять-то умеете, сэр?
– Немножко. Когда-то я состоял членом Общества стрелков, а однажды даже выиграл состязание, - похвастался я с серьезным видом, кстати, нисколько не погрешив против истины.
– Боже, вы выиграли состязание! Какой успех! Вы стреляли в деревянную птицу и попали! Умоляю вас, немедленно возвращайтесь домой, не то вас ждет гибель.
– Поживем - увидим. Где теперь Олд Шеттерхэнд, о котором вы упомянули?
– Кто может знать, где он? Недавно я заехал на Фокс-Хет и встретил там Сан-Иэра. Наверняка о нем вам тоже приходилось слышать. Он долго путешествовал в обществе Олд Шеттерхэнда и сказал мне, что тот уехал то ли в Европу, то ли в Африку, в пустыню Сахару. Говорят, он часто ездит туда и сражается с местными краснокожими, которых почему-то зовут арабами. Его не зря прозвали Шеттерхэндом, одним ударом кулака он сбивает с ног любого верзилу. Посмотрите теперь на свои руки. Они белые и мягкие, сразу видно, что вы зарабатываете на жизнь тем, что мараете бумагу, и, кроме пера, не держали в руках другого оружия. Послушайтесь моего совета и возвращайтесь поскорее домой. Дикий Запад не для таких джентльменов, как вы.
Он предупредил меня и, считая, что выполнил свой долг, умолк, а я и не пытался возобновить разговор.
Поезд миновал станцию Шерман, снова наступил вечер. На рассвете мы проехали Ролинс. За ним простиралось пустынное плоскогорье, поросшее полынью. Оно неплодородно, лишено рек и каких бы то ни было водоемов и похоже на Сахару, но без единого оазиса. Однообразный угрюмый пейзаж подавляет человека.
Именно в таком негостеприимном и мрачном месте находится железнодорожная станция, которую назвали Горьким Ручьем, хотя никакого ручья там нет и в помине, а воду приходится возить в бочках за семьдесят миль. Возможно, когда-нибудь и здесь начнется настоящая кипучая жизнь, так как в недрах гор нашли неисчерпаемые запасы угля.
Вскоре мы миновали станции Карбон и Грин-Ривер. Теперь от Омахи нас отделяло восемьсот пятьдесят миль. Грустный пейзаж остался позади, появилась растительность, а холмы на горизонте приобрели яркие, сочные тона. Внезапно паровоз издал несколько частых и пронзительных гудков, какими машинист обычно предупреждает о приближающейся опасности. Заскрежетали тормоза, поезд остановился, и пассажиры высыпали из вагонов. Мы увидели жуткую картину. Вокруг валялись обгоревшие остовы вагонов, по-видимому, ночью бандиты сорвали рельсы, и поезд с рабочими и продовольствием на полном ходу свалился с высокой
К счастью, машинист заранее заметил опасность и успел затормозить, в противном случае и наш поезд полетел бы под откос. Паровоз остановился всего в нескольких метрах от того места, где обрывались рельсы.
Возбужденные страшной картиной крушения, люди бродили между обгоревших обломков, призывая кару господню на головы грабителей. Машинист собрал мужчин, и те принялись чинить железнодорожное полотно, благо в каждом американском поезде есть необходимые для такой работы инструменты и материалы. Тем временем я решил поискать следы грабителей. Местность была открытой, вокруг росла высокая трава, кое-где виднелись заросли кустарника. Сначала я отошел назад и осмотрелся. Бандиты могли прятаться только справа от дороги, там, где росли кусты.
Действительно, в трехстах шагах от места катастрофы я обнаружил смятую траву, там не так давно сидели люди. По их же следам я нашел укрытие, где они прятали лошадей. Пойдя дальше, я встретил у насыпи толстяка-попутчика, который делал то же, что и я, но по левую сторону от насыпи.
– Что вы тут делаете, сэр?
– с удивлением спросил он меня.
– Пытаюсь подражать вестменам. Ищу следы бандитов.
– Вы? Что может разглядеть в траве гринхорн? Это были опытные и опасные негодяи, они сумели замести следы так, что даже я ничего не нашел.
– Иногда у гринхорна глаза зорче, чем у вестмена, сэр, - ответил я с улыбкой.
– Почему вам вздумалось искать следы слева от дороги? Если вы действительно бывалый житель прерии, то должны были сразу увидеть, что слева нет ни одного куста и, значит, там негде сесть в засаду.
Толстяк посмотрел на меня так, словно впервые видел, помолчал и наконец произнес:
– Ну что же, должен признать, что вы сообразили правильно. Заметили что-нибудь?
– Да.
– Что именно?
– Они сидели вон в тех кустах, а лошадей держали в орешнике.
– Я непременно должен осмотреть все сам. У вас глаз неопытный, и вы не могли сосчитать коней.
– Двадцать шесть.
Толстяк снова удивленно воззрился на меня.
– Двадцать шесть?
– повторил он с недоумением и недоверием в голосе. Откуда вы взяли?
– Меня еще в школе научили считать, - рассмеялся я.
– Восемь из них подкованы, остальные - нет. О бандитах можно сказать, что среди них двадцать три белых и трое индейцев. Их белый главарь ездит на гнедом мустанге и хромает на левую ногу. Вождь индейцев, сопровождавший их, из племени сиу-оглалла, у него прекрасный вороной жеребец.
Лицо толстяка вытянулось, рот открылся, он смотрел на меня остекленевшим взглядом, словно на привидение.
– Тысяча чертей и одна ведьма!
– вскричал он, очнувшись от оцепенения.
– Да вы просто-напросто все это выдумали! Вы же писатель!
– Посмотрите сами, - предложил я ему.
– Откуда вам знать, сколько было белых и сколько краснокожих? Их всех давно и след простыл! Как вы могли определить, кто на какой лошади ездит и на какую ногу хромает? Вы в глаза не видели живого индейца, а беретесь угадывать, из какого они племени!