Золото Волка
Шрифт:
– Отец, я отомстил за легата после его предательства сыном префекта претории Титом. Я преследовал его убийцу Калгуса до границ империи и за ее пределами. Я искалечил его и бросил на съедение волкам.
– Это было простое обстоятельство, которое дало тебе возможность отомстить за своего родного отца, сын мой. Возмездие за уничтожение вашей настоящей семьи не может зависеть от прихотей Фортуны. Ты должен отправиться в сердце империи и выследить каждого человека, который принимал какое-либо участие в нашем убийстве. Пока вы не сделаете этого, вы никогда не сможете открыто воспитывать моего внука под нашим гордым именем Валерий Аквила. Вы хотите, чтобы он вырос под вымышленным именем? Но хуже, чем это
– Да.
– Тогда вы слишком хорошо знаете, что отвернуться от этого преступления вы не сможете. Только в Риме ты найдешь людей, которые должны понести наказание за нашу смерть. Тьма теперь сгущалась вокруг его семьи с неотвратимой неизбежностью, и его брат совершенно пропал из виду. Даже когда он смотрел на свою мать с желанием услышать ее голос в последний раз, она тоже снова погрузилась во мрак, оставив только почти невидимое присутствие отца на диване перед ним.
– Только в Риме, Марк. Вздрогнув, он проснулся, и Фелиция пробудилась ото сна рядом с ним, в ее голосе слышалось беспокойство.
– Что это?
– спросил я. Марк обнял ее одной рукой, прижимая к груди так, как они обычно лежали перед тем, как к ним обоим приходил сон.
– Это снова был тот самый сон. Ничего больше. Ее тело напряглось рядом с его.
‘Любовь моя...Он поцеловал ее в ухо с нежной улыбкой.
– Я знаю. Я помню ваш диагноз. Мой спящий разум нашел какой-то способ подорвать контроль, который я установил над своими эмоциями, и использует образы из моей прошлой жизни, чтобы каким-то образом выразить скорбь, которой я не могу предаваться никаким другим способом. Хотя я ожидаю, что священник сказал бы мне, что сны посылает Морфей по велению Митры, который хочет, чтобы я пошел путем солдата, чтобы отомстить. Она тихо фыркнула в темноту комнаты и протянула руку через плечо, чтобы коснуться его лба.
– Проблема кроется здесь, любовь моя. Ты должен позволить себе надлежащим образом отметить кончину вашей семьи. Пока ты этого не сделаешь, тебя будут продолжать преследовать эти призраки из твоей предыдущей жизни, жизни, которой ты еще не позволил полностью умереть. Он поцеловал ее в шею, прижимаясь всем телом к ее спине.
– Я знаю. Я сделаю это, когда придет время
.
– Он обхватил ладонью другую грудь, нежно проводя пальцами по ее соскам.
А теперь, учитывая, что ребенок все еще спит. Позже, когда они лежали вместе, прислушиваясь к звукам пробуждающегося лагеря, он крепко обнял ее и мысленно размышлял об этом сне, точно так же, как он делал это перед несколькими другими рассветами вдоль северной границы империи. Должным образом отметить кончину моей семьи? Никогда еще не было произнесено более правдивого слова, любовь моя. Но время и место не здесь и не сейчас, это будет когда-нибудь в будущем, которое мне пока не ясно. Но время придет, в этом я совершенно уверен. А что за место? Слова отца из сна эхом отдавались в его голове.
– Только в Риме.
– Значит, мы проделали весь этот путь, чтобы защитить гребаную гору? Знаменосец Пятой центурии оглянулся на вершины по обе стороны дороги и сплюнул себе под ноги.
– Боги небесные, но мы привлекаем к себе любую дерьмовую работу, не так ли?
– Мы можем только надеяться, что у них там есть приличный бордель, иначе мы проделаем весь этот путь без всякой цели. Заметьте. Печально покачав головой, он оглянулся на свою аудиторию, колонну мужчин, марширующих по четыре в ряд позади него.
– Женщина такого типа, которая забралась так далеко в горы, вряд ли преуспеет в более мягкой части профессии. И я действительно ненавижу, когда продавщица матрасов, сосущая мой член, может пощекотать мне яйца своей бородой. Марк покачал головой в ответ на обличительную речь своего знаменосца, шагая по дороге рядом с коренастым ветераном, решив, как всегда, не прислушиваться к привычным горьким жалобам пожилого человека при любом намеке на трудности. Восемнадцать месяцев в качестве центуриона Морбана научили его, что, хотя двадцатипятилетнего ветерана можно было заставить замолчать на минуту или две, он редко оставлял предмет своего гнева надолго. Один из солдат, с трудом продвигавшийся в строю позади них, повысил голос, пользуясь безопасной анонимностью окружающих его людей, чтобы еще больше спровоцировать знаменосца.
– Нормального пива тоже не будет, а, Морбан?
Поймав взгляд Марка, знаменосец мудро воздержался от ответа, наклонив голову, чтобы прислушаться к ожидаемому звуку, и тихо отсчитывая время в ожидании.
– Пять, четыре, три, два...
Возмущенный рев, раздавшийся у них за спиной, заставил обоих мужчин вздрогнуть, несмотря на то, что они оба ожидали этого. Марк обменялся взглядом с Морбаном, когда Квинт, его избранник, разразился тирадой раздраженных оскорблений в адрес безымянного солдата.
– У меня есть чертовски хорошая идея, кто из вас, обезьян, только что открыл рот, и когда я точно узнаю, кто это был, вы пожалеете, что присоединились к нам! Я буду заставлять тебя выполнять дополнительные обязанности так долго, что твой член отсохнет, прежде чем ты сможешь сделать с ним что-нибудь получше, чем играть в "дрочи корнишон"! Я сломаю свой гребаный шест о твою спину, а потом я.
– Позови еще одного, хорошо, Квинт? Голос знаменосца был достаточно тих, чтобы его услышал только Марк, и избранный выкрикнул свой вызов в холодный горный воздух.
– Я, блядь, вызову еще одного! Вот что я сделаю! Знаменосец ухмыльнулся своему офицеру.
– Сегодня это уже пятый раз. Морбан снова выигрывает. Не обращая внимания на приподнятую бровь своего центуриона, он прочистил горло и положил конец тираде своего коллеги, проревев первую строчку маршевой песни, которую много пели за последние несколько недель, когда тунгрийские когорты прошли маршем вдоль северной границы империи вдоль Рейна и Реки Данубий.
– Я получил пять, продав свой плащ. Он на мгновение сделал паузу, чтобы позволить солдатам столетия присоединиться к нему, заглушив возмущенный голос своего избранника, когда они в прекрасном стиле запели песню.
...еще пять, продав свое копье, в финальную пятерку, продав свой щит, это пятнадцать трахов, моя дорогая! Он подмигнул своему центуриону, когда люди позади них затаили дыхание, готовясь к припеву песни, и Марк не смог удержаться от ответной кривой улыбки. Его знаменосец и избранный большую часть времени были на ножах, и Морбан пользовался любой возможностью, чтобы получить преимущество в их непростых отношениях.
Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать, двенадцать, одиннадцать трахов, моя дорогая, и когда мы дойдем до десяти трахов, тогда я зайду выпить пива!