Золото Волка
Шрифт:
– Этот ублюдок долго и неторопливо расхваливал наши достижения в Тунгроруме, Юлий, и у меня не было другого выбора, кроме как держать рот на замке и слушать его чушь собачью. Он отметил нашу победу над главарем бандитов Обдуро, мимоходом, заметьте, а затем гораздо дольше порицал уничтожение зернового склада Тунгрорума. “Сравняли с землей” - вот фраза, которую он употребил, в то время как мой слабоумный коллега Беллетор молча стоял с этой дерьмовой ухмылкой на лице. Ни слова благодарности за найденное нами золото, никакого-либо признания того факта, что сожженные нами зернохранилища были в основном отремонтированы к тому времени, когда мы уходили, на самом деле совсем наоборот. Это был “позор, что имперская собственность и достаточно зерна, чтобы прокормить этот легион в течение года” были уничтожены. Очевидно, что я не подходил для независимого командования, и мне пришлось бы действовать под контролем “более взвешенного офицера и человека с лучшим воспитанием. Последние слова он выплюнул, привлекая заинтересованные взгляды охранников, дежуривших у штаб-квартиры легиона, и солдат, проходивших мимо них по улице крепости. Юлий нашел в себе силы, несмотря на свое уважение как к рангу этого человека, так и к его грозному характеру, который однажды пробудился, мягко взять его за руку и увести за пределы слышимости.
– Нами будет командовать, Юлий, представитель сенаторского сословия, человек из безупречной семьи. Короче говоря, нами будет командовать этот шут Беллетор. Человек, который даже не смог принять участие в битве под Тунгрорумом из-за боли в ногах и отсутствия ветра, теперь мой начальник.Он рассмеялся над гневом на лице Юлия, качая головой в мрачном изумлении.
– О да, теперь вы знаете, почему я чуть не перелез через стол этого человека и не схватил его за горло. Но это еще не все. Боюсь, наши приказы от губернатора Марцелла вернуться домой, в Британию, как только мы разберемся с бандитской угрозой Тунгроруму, не выполняются. Мы должны выступить в Дакию вместе с когортой Беллетора в качестве подкрепления для двух легионов, удерживающих там оборону. Очевидно, какое-то племя начинает наглеть, и его нужно утихомирить, поэтому следующие два месяца нам приходится проходить по двадцать миль в день в неправильном направлении, чтобы снабдить их большим количеством копий. Я спросил о шансах переправиться по реке, но, по-видимому, флот занят наблюдением за северным берегом Рейна на случай, если германские племена решат воспользоваться возможностью и возобновить атаку на провинцию. Юлий поморщился и в смятении покачал головой.
– Люди будут недовольны походом на восток. Скавр сардонически рассмеялся. Что, им не понравится, что они не вернутся домой? Подождите, пока они продержатся несколько недель под руководством Беллетора! Он, как с большим удовольствием сообщил ему легат в моем присутствии, держит меня на “действительно очень натянутой веревке”. Если я проявлю какие-либо признаки того, что не могу принять свое положение с должным уважением к его рангу, он имеет право и даже поощряется заменить меня молодым человеком из столь же хорошей семьи, который должен сопровождать меня в поездке. Луций Карий Сигилис, еще один молодой трибун из сенаторского сословия, все еще с мокрыми ушами и, я полагаю, уже доводящий старших центурионов до безумия. Это возможность для легата избавиться от пары папенькиных сынков, от которых ему нет практической пользы, и снискать расположение их отцов за то, что они дали им шанс на славу и продвижение по службе. Если мне это не понравится, Беллетор может отстранить меня от командования и отправить домой одним щелчком пальцев, поставить на мое место этого мальчика-солдата и, конечно же, навязать нашим солдатам пару новых первых копий из своей собственной когорты, просто чтобы убедиться, что они делают то, что должны. рассказал. Я бы предположил, что единственное, что остановит его от этого в тот момент, когда мы покинем лагерь, будет сладкое предвкушение моего унижения, а после этого мое счастливое принятие любого унижения, которое он решит обрушить на меня. И если я уйду, Первое копье, тогда ты снова окажешься командующим центурией, а человек из легиона будет управлять когортой. Если вы или любой другой из наших сотрудников ясно выскажете свои чувства по этому поводу, то результатом, скорее всего, будет ваше увольнение со службы по любому обвинению в неправомерном поведении, которое Беллетор сочтет нужным выдумать для этой цели, без гражданства или пенсии. Так что нам всем придется научиться прикусывать языки и ждать, когда повернется большое колесо, не так ли? Просто убедитесь, что вашим офицерам совершенно ясно, чего я ожидаю, что мы все сможем проявить достаточную зрелость, чтобы справиться с этим временным неудобством. В конечном счете, хорошая репутация Скавра среди его офицеров и солдат привела к заговору молчания в обеих когортах, находившихся под его командованием, и солдаты довольствовались тем, что придавали особое значение тем из своих маршевых песен, которые имели какое-либо отношение к легионерам, маршировавшим рядом с ними. Юлий подошел к двери с чашей в руке и мгновение смотрел на трудящихся солдат, прежде чем снова повернуться к своему трибуну, пожав плечами.
– Если это тебя утешит, трибун, мой коллега Сергий, как всегда, смущен тем, что ему велят сидеть сложа руки, пока мы делаем всю работу. Скавр понимающе кивнул. Могу себе представить. Но любой солдат, достаточно сообразительный, чтобы достичь звания первого копейщика в когорте легиона, очень хорошо знает, когда нужно держать рот на замке. Он гораздо более ценен для нас как друг в лагере Беллетора, чем из-за любого кратковременного волнения, которое он мог бы вызвать, протестуя против нашего дела. И в любом случае, я думаю, что худшая часть нашего испытания позади. Теперь, когда нам не нужно каждую ночь разбивать походный лагерь, мы можем вернуться к настоящей солдатской службе. Где-то там нас ждет достойный бой, и я не хочу, чтобы мои люди оказались в бедственном положении. Марк устало вошел в ряды Пятой центурии, когда солнце клонилось к западному горизонту, и обнаружил, что Арминий и внук Морбана Лупус ждут его возле палатки, ребенок все еще был мокрым от пота после вечернего урока владения мечом и щитом. Рослый немец поднялся на ноги и указал на дверь палатки.
– Зайди, пожалуйста, внутрь, центурион, и сними это снаряжение, чтобы мальчик мог поработать кистями. Все это очень хорошо, что вы работаете на торфяном валу вместе со своими людьми, но мы не можем допустить, чтобы вы были покрыты грязью на параде завтра утром. И ботинки тоже. Мы приготовили для вас чистую тунику и мягкую обувь, а еще там есть миска с теплой водой, чтобы вы могли умыться. Некоторое время назад к нам заходила доктор и попросила меня передать, что она действительно была бы рада выпить с вами чашечку вина перед сном, если вы сможете оторваться от своих обычных подвигов в области военной инженерии. Марк умылся, наслаждаясь ощущением, как чистая вода высыхает на его коже после целого трудового дня, затем натянул чистую тунику и подпоясал ее так, чтобы подол был выше колен, по утвержденной военной моде. Выйдя на вечернее солнце, он обнаружил, что Люпус усердно трудится над его ботинками, возвращая им обычный утренний блеск. Он присел на корточки рядом с мальчиком, отметив, что меч, который они с Арминием купили для него в Тунгроруме, лежал рядом с ним на траве в потрепанных металлических ножнах.
– В последнее время мы почти не разговаривали, Люпус.
– Он сделал паузу, подыскивая слова, в то время как мальчик продолжал полировать, не поднимая глаз.
– Я был очень занят, и маленький Аппиус, ну что ж. Люпус спас его, все еще погруженный в свою работу, когда он заговорил в тишине, его голос был по-прежнему высоким и чистым.
– Арминий сказал мне, что моя работа состоит в том, чтобы содержать твое снаряжение в чистоте и научиться сражаться так хорошо, как он может. И что все остальное не имеет значения. Когда я научусь достаточно хорошо сражаться, он говорит, что я смогу стать солдатом и служить в вашем веке, как служил мой папа. Смущенный тем, как спокойно мальчик воспринял суровые факты, Марк на мгновение задумался, прежде чем ответить.
– Твой отец был храбрым человеком, и когда ты сможешь постоять за себя в бою с Арминием, я буду горд служить бок о бок с тобой. Но ты ведь знаешь, что твой дедушка тоже любит тебя, не так ли?
Люпус скорчил гримасу, глядя на ботинок.
– Мой дедушка достаточно сильно любит меня, но он также любит выпить и дам, а больше всего он любит играть в азартные игры. Но все, что я люблю, - это это. Он поднял металлические ножны, и Марку показалось, что его сердце сейчас разорвется. Дай мне пинка, Люпус. Ребенок нахмурился и протянул его ему, и Марк, быстро кивнув, посмотрел на блестящую кожу. Идеально. Он бросил его в палатку позади себя, затем потянулся за другим, все еще заляпанным грязью, и повторил то же самое.
– Но здесь не чисто. Люпус замолчал, когда понял, что рука центуриона вытянута ладонью вверх.
– А теперь отдай мне меч. Лицо мальчика сморщилось, на грани слез. Но,. Марк взял оружие у него из рук, заставив себя улыбнуться. Ты сможешь забрать его позже, я обещаю. Он протянул руку и вырвал оружие из безвольных рук Люпуса.
– Он может стоять рядом с моим, пока нас не будет. Никто не станет рисковать и позволять себе вольности с парой таких опасных фехтовальщиков, как мы с тобой. Он откинулся назад в палатку и положил ножны рядом со своими клинками, качая головой от абсолютной простоты назначения оружия. А теперь пойдем со мной. О сапогах и доспехах мы позаботимся утром, а? Сегодня вечером ты можешь присоединиться к нам с Фелицией за трапезой, и к маленькому Аппиусу тоже, если он не спит. Он присел на корточки, глядя снизу вверх на озадаченное лицо мальчика. Люпус, когда придет время, из тебя получится идеальный солдат. К тому времени, когда тебе исполнится пятнадцать, ты, вероятно, сможешь делать с мечом больше, чем я сейчас, но мы делаем из тебя солдата раньше времени, и это несправедливо.
– Он взял пальцем подбородок мальчика, приподнимая его, пока мальчик не встретился с ним взглядом, его голос смягчился от воспоминаний о его собственном младшем брате.
– Есть еще одна жизнь, которую тебе нужно прожить, прежде чем ты примешь присягу, Люпус, тебе нужно побыть мальчиком еще немного и завести как можно больше семьи, насколько мы сможем создать для тебя. Давай, пойдем и посмотрим, кто из нас сможет заставить маленького Аппиуса улыбнуться первым. Трибун Скавр был занят давно назревшим просмотром записей когорты, когда бенефициарий появился в дверях его палатки с извиняющимся поклоном.
– Простите, что беспокою вас, трибун, но вы просили меня найти вас снова, когда у меня будет такая возможность. Трибун откинулся от стола и кивнул своему клерку, проведя рукой по волосам. На данный момент это все, судя по тому, что я вижу, во всем этом нет ничего особенного. Входи, Бенефициарий. Каттаниус вошел в палатку, и двое мужчин молча ждали, пока писарь соберет свои свитки и уйдет. Скавр указал на стул, который освободил администратор, и позволил солдату сесть, прежде чем заговорить.
Откуда ты, солдат Каттаниус?
Из провинции Норикум, трибун, из маленькой деревушки в горах над Вирунумом.
А сколько тебе лет?
– Двадцать четыре, трибун, я вступил в легион, когда мне было шестнадцать. Скавр приподнял бровь, признавая достижение молодого человека. Хотя в некоторых кругах его неспособность продвинуться дальше звания солдата могла бы считаться разочарованием для способного молодого человека, Каттаний явно гораздо лучше подходил для тщательного расчета, который часто требуется от представителя легата, чем для обычной жестокости, необходимой для управления столетием в качестве офицера стражи или избранного человека. Словно прочитав его мысли, бенефициарий понимающе улыбнулся.