Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Шрифт:
На Крещение 1183 года в главный город Византийский империи под фанфары и барабаны въехал Андроник со своими войсками. Он не тронул малолетнего самодержца и его невесту, только перевёл их в загородное поместье и не выпускал из-под караула. А публично называл себя «недостойным советником» юного монарха, распоряжаясь тем не менее от его имени.
Постепенно заменили половину всех чиновников министерств и прочих государственных служб: тех, кто так или иначе возмущался новыми порядками, приговаривали к каторжным работам или ослепляли. Вскоре недовольных не стало.
Осенью Андроник задумал короноваться как «соправитель» Алексея II до его совершеннолетия. Патриарх Феодосии отказался провести противозаконную церемонию, и тогда патриарха сместили, а обряд свершил один из митрополитов. Но и этого показалось мало. В ночь с 9 на 10 ноября в загородном поместье тетивой от лука был задушен молодой император. А спустя неделю казнена Мария Антиохийская, обвинённая в государственной измене (то, что её отец, иерусалимский король Амальрик, привечал Андроника, слыл его другом, не сыграло никакой роли).
В довершение ко всем безобразиям новый самодержец вознамерился сочетаться церковным браком. Он уже давно был вдовцом, и его дожидалась из ссылки верная Феодора с детьми. Но женился Андроник вовсе не на ней, а на… тринадцатилетней Анне Французской! Если же учесть, что ему в то время исполнилось шестьдесят четыре, этот мезальянс выглядел чудовищно. Впрочем, наслаждавшегося властью тирана ничего уже не смущало…
Тут владыке империи доложили, что плоха Добродея и желает проститься с сыном. Он отправился к ней в имение.
Мать действительно умирала. Лёжа на подушках, жёлтая, больная, с изменившимся одутловатым лицом, что-то говорила самой себе в полудрёме-полубреду. У её изголовья стояла Янка, располневшая, сильно подурневшая, и смотрела на Андроника с нескрываемым удивлением. Властелин спросил:
– Что, не нравлюсь?
Женщина потупилась:
– Очень изменился.
– Да, волос убавилось, - с огорчением подтвердил монарх.
– Может быть, ходить в парике, как ты думаешь?
– Нет, парик смешон. И, в конце концов, лысина не портит мужчину.
– Но при крошке-жене не совсем красиво…
– Я об этом вообще молчу.
Неожиданно Ирина очнулась и взглянула на отпрыска просветлённым взором. Улыбнувшись, произнесла по-русски:
– Мальчик мой любимый… Слава Богу, что ты пришёл!
– Здравствуй, матушка.
– Он поцеловал её кисть, находившуюся поверх одеяла, а она свободной рукой провела по его блестящему темечку.
– Господи помилуй! Где ты потерял все свои прелестные кудри?
– В дальних странах, мама. В бесконечных волнениях и борьбе…
«Ив чужих постелях», - чуть не вырвалось из уст Янки.
– Да, борьба… - с огорчением сказала старуха.
– Извини, что оторвала тебя от великих дел. Но уж больно хотела увидеться напоследок.
– Что ты, что ты!
– лицемерно завозмущался наследник.
– Нас переживёшь…
– Не юродствуй. И послушай мать. Будь благоразумен. Не перегибай палку. Настроение черни изменчиво. Если возненавидит, то пощады уже не жди.
Император ответил:
– Государство у меня под пятой.
– Недовольных всегда хватает. Самые опасные - близкие друзья. Потому что думают, что тебя умнее. И в удобный для них момент обязательно предадут.
– У меня нет друзей. Лишь одни подчинённые.
– Эти тоже опасны. Потому что жаждут выйти из подчинения.
– Такова жизнь правителя. Словно бы на бочке с «греческим огнём».
– Разве это жизнь?
– Да! За один миг ея, ощущения своего могущества, трепета всего окружения, целого народа, умереть не страшно!
Добродея вздохнула:
– Понимание сего недоступно моему разуму… Ну, да всё равно. Я довольна, что вижу тебя счастливым. Наклонись ко мне. Дай поцеловать в лоб и благословить…
Полчаса спустя матери не стало. Выйдя на террасу и смахнув слезу, сын заметил Янке, появившейся вслед за ним:
– Ас другой стороны, умереть вот так, у себя в постели, тихо, но достойно, в окружении близких, тоже счастье.
Дочь Берладника всё-таки съязвила:
– Радуйся, что не всё население империи составляют брошенные тобой жены, а не то был бы ими растерзан, словно дикими львицами!
У Андроника дёрнулась нижняя губа:
– Даже в эти печальные мгновения ты не можешь не уколоть. Забываешь, что жизнь твоя, как и всех моих подданных, у меня в руках.
– Ну, давай, зарежь, ослепи, сошли. И меня, и дочь…
– Ладно, не сержусь. Кстати, где она? Как ея дела? Почему не простилась с бабушкой?
– Дома, с моими младшими. Побоялась вида умирающей и не захотела поехать. Ничего, на похороны прибудет.
– Сколько Зое лет?
– Скоро девятнадцать.
– Ох ты боже мой! Надо выдавать замуж. Мы найдём ей достойную партию.
– Да за этим дело не станет. Дочка наша красавица, глаз не оторвать. Греческая и русская кровь. Русской даже больше.
Самодержец кивнул:
– Больше половины. О, святая Русь! У меня с ней связано очень много.
– Слышал ли, что Настя погибла?
– Да, слыхал. А кузен Ярослав вроде бы живой, правит, как и раньше. Задушил недовольство бояр бестрепетно. Вот и молодец. Так и надо. Между прочим, можешь передать своему Кантакузину, что я знаю о его дружбе с братьями Ангелами. Пусть не затевает против меня. Голову снесу.