Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Шрифт:
3
В то же время драматические события разворачивались у южных границ империи. Воевавший от имени атабека Нуреддина Зенгида, знатный курд Салах-ад-Дин ибн-Эйюб - он же, по-европейски, Саладин (мы для краткости тоже будем называть его так) - занял не только Египет и Йемен, но и большинство крепостей крестоносцев. А когда Зенгид умер, захватил все его владения в Сирии и Месопотамии, став единовластным султаном. Под угрозой оказался Иерусалим - главный оплот христиан на Святой Земле. Бедный король Амальрик хорошо понимал, что один не выстоит, и послал гонцов к монархам Европы - к императору Фридриху Барбароссе в Германии, королям Франции, Англии и Венгрии, к Папе Римскому - отдельно. Но правители были заняты своими делами; согласившись на словах организовать в будущем Третий крестовый поход, в этот раз - против Саладина, не предприняли ровным счётом ничего.
У границ Галиции, в Венгрии, ситуация была тоже непростая. Повзрослевший король Иштван III (тот, что отказался жениться на Ярославне) вышел из подчинения и опеки матери - вдовствующей королевы Евфросиньи Мстиславны - и поссорился с ней смертельно. Именно смертельно, потому что младший из принцев, Гейза, не без наущения мамочки, отравил сидевшего на троне старшего братца.
Тут как раз в Венгрию вернулся из Византии изгнанный средний сын Евфросиньи - Бела. Общество раскололось на три части. Первые хотели видеть королём Белу. Многие выступали за Гейзу и Евфросинью. Третьи предлагали подождать, кто родится у вдовы Иштвана III, оказавшейся беременной: если мальчик, то провозгласить королём его. Но решительный Бела ждать не стал и, сплотив сторонников, захватил престол. А враждебно настроенную к себе мать выслал в крепость Бранчево, на границу с Болгарией.
Евфросинья (ей в ту пору не исполнилось ещё и шестидесяти), будучи женщиной энергичной и деятельной, не могла смириться с пленом. Подкупив охрану и переодевшись в мужское платье, выбралась из крепости и благополучно сбежала на болгарскую территорию.
Там болгары продолжали воевать с византийцами. Города переходили из рук в руки, и никто не мог окончательно победить. Греками командовал Андроник Кантакузин, штаб которого находился в городе Пернике. Здесь и встретились обе женщины - Янка, кое-как добравшаяся с юга, из Фесалоник, и Мстиславна, прискакавшая верхом с севера, из-за Дуная. Эта встреча, ничего не значившая сама по себе, стала поворотным моментом в жизни Европы и Малой Азии, предопределила судьбы многих политиков. Бойтесь же разгневанных женщин, господа, вставших на тропу вооружённой борьбы!
Встретившись и представившись друг другу, целый вечер провели в разговорах. Дочь Берладника рассказала свою историю и открыла карты: цель её - подбить младшего брата казнённого Фёдора на мятеж против императора. Под началом Кантакузина - многотысячная армия, надо повернуть её на столицу, по дороге собирая сторонников, а таких немало, в том числе и в самом Константинополе, среди них - и обманутые, опозоренные мужья, жены которых пали жертвой «лысого Приапа». Шансов на победу немало.
– Ну, а ты, матушка, мой свет, собираешься искать помощи против Белы Третьего?
– догадалась Янка.
Евфросинья растянула губы (толстые и широкие, как у жабы, характерные для рода Метиславичей), отрицательно покачала головой:
– Надоела Унгрия. Отдала ей молодость, а взамен получила изгнание. Пусть живут без меня как знают. Я туда больше не вернусь.
– А куда? На Русь?
– Этого ещё не хватало! Там возня ещё мельче. Все потомки Ярослава Мудрого перегрызлись между собою. Слава Богу, Святослав Всеволодович Черниговский, севший, наконец, в Киеве, положил предел недостойным распрям. Галич замирился с Волынью, киевляне - с суздальцами. Но такое положение шатко. И его раскачивают смоляне… Нет, мои планы посерьёзнее.
– Не могу понять.
– Отправляюсь в Рим, чтобы убедить Папу защищать не словесно, но на деле Гроб Господень от бессовестных сарацин. Вот задача, достойная бывшей унгорской королевы! Разрешению ея посвящу остаток дней моих.
– Ох, непросто сплотить столько латинян! И пропустят ли греки новых крестоносцев по своей земле?
– Ничего невозможного не бывает, коль берёшься за дело ретиво.
– Помогай тебе Бог, матушка, мой свет.
– И тебе, голубушка.
День спустя Евфросинья уехала в Фессалоники, чтобы сесть на корабль, отбывающий к берегам Италии. Янка же осталась уговаривать военачальника; став его любовницей, вскоре она добилась успеха.
4
Император Андроник I знал уже об измене Кантакузина-младшего, о восстании в западных провинциях - Фессалониках, Стримоне и Македонии, о движении в сторону Босфора взбунтовавшейся армии и примкнувших к ней добровольцев. Но беспечно бездействовал, проводя лето 1185 года в загородных имениях со своим постоянно сменяющимся гаремом. Ненадолго появившись в столице, на взволнованные доклады секретаря и министров отвечал равнодушно, с полузевотой: дескать, ничего, ничего, повода для паники я не вижу; распорядился так:
– Их идея - заменить Комнинов на Ангелов. Если мы убьём Алексея, Исаака и членов их семей, выбьем почву у мятежников из-под ног. Действуйте, друзья. Мне ж хотелось ещё понежиться под последними жаркими лучами сентябрьского солнышка. Становлюсь сентиментален. Даже плачу иногда под жалобные мелодии флейты. Жизнь уходит! Как не насладиться ея остатками?
И уехал. Жизнь действительно быстро уходила. Он не представлял, с какой скоростью.
Поутру 10 сентября флот мятежников занял боевые позиции на Босфоре, а восставшие войска окружили город. Толпы простолюдинов хлынули к воротам, смяли караульных гвардейцев, сбросили засовы и приветствовали отряды Кантакузина, заходившие в Константинополь. В это время императорские клевреты попытались придушить Исаака Ангела, всё ещё сидевшего под арестом в Вуколеоне, но толстяк и его охрана защищались стойко, отразили несколько атак нападавших и дождались наконец помощи извне: во дворце появились их сторонники. Те сломили противников, вывели Исаака на балкон, и Андроник Кантакузин объявил его новым самодержцем.
Янка же, в мужском платье, во главе группы всадников поскакала арестовывать «лысого Приапа». Но, увы, опоздала: сын Ирины-Добродеи, взяв с собой юную жену-француженку и любимую наложницу-флейтистку, скрылся из имения. Он переоделся в наряд русского купца, в русские кафтаны облачил своих женщин и на русской ладье беспрепятственно отчалил от пристани Золотого Рога. Впрочем, далеко им уйти не позволили: корабли бунтовщиков, перекрывшие Босфор, их догнали и остановили. Кто-то узнал Андроника Комнина. Беглецов связали и препроводили на берег. Там уже ждала Янка с своими головорезами. Увидав её, бывший император рухнул на колени и, сложив ладони молитвенно, возопил:
– Не казни! Пощади, любимая!
В кожаных штанах, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, та напоминала своего отца - князя-изгоя Ивана Берладника перед схваткой его с Якуном. В голубых глазах русской можно было прочесть крайнюю брезгливость. Женщина задала вопрос:
– Помнишь, как я просила тебя помиловать Фёдора? Свесив лысую голову, свергнутый владыка молчал.
– Помнишь, как заклинала именем твоей матери, именем Настеньки и нашей дочери Зои?
Он стоял на коленях не двигаясь.