Золотой человек
Шрифт:
Приказчики, узнав о возвращении хозяина, поспешили к нему с докладами. Однако на все их сообщения Тимар отвечал: «Ладно», — и подписывал все бумаги, которые ему подавали. Порой даже не там, где следовало, или дважды одну и ту же.
Наконец он выпроводил всех и плотно запер дверь, заявив, что хочет уснуть. Но всем было хорошо слышно, как он в течение долгих часов все шагал и шагал взад и вперед по кабинету.
Когда настал час обеда, вид у него был настолько мрачный, что никто не решался с ним заговорить. Женщины ели молча, а сам он почти не прикасался к еде и даже не пригубил
«Ох, до чего же холодна эта постель! И все в доме такое холодное…»
Мебель, картины на стенах, даже старинные фрески плафона, казалось, кричали: «Зачем ты пришел сюда? Ты здесь не дома. Ты чужой!»
«Ох, как холодна эта постель!»
Явившийся звать Тимара к ужину слуга нашел его уже в кровати. Узнав об этом, Тимея сама поспешила к нему, тревожась, не заболел ли он снова.
— Нет, нет, ничего. Не беспокойтесь, — ответил Тимар. — Я просто устал с дороги.
— Может быть, послать за доктором?
— Прошу вас, не надо. Я не болен.
Пожелав ему спокойной ночи, Тимея удалилась, так и не приложив ему руку ко лбу.
Томимый бессонницей, Тимар прислушивался к звукам дома. Все говорили шепотом и ходили мимо его комнаты на цыпочках, чтобы не разбудить его.
А он все раздумывал, куда бы убежать от самого себя. В мир сновидений?.. Неплохо, если туда можно было бы так же легко погрузиться, как в царство смерти. Но, увы, в мир грез насильно не проникнешь.
Еще можно принять опий. Средство очень хорошее, уж оно-то усыпит наверняка…
Тимар долго следил, как комната погружается в сумрак. По мере того как наползала ночная тень, очертания предметов расплывались. Мрак все сгущался, и наконец Тимара окружила такая непроглядная тьма, какую можно сравнить лишь с плотным, густым туманом, с чернотой подземных недр, с беспросветностью полной слепоты. Такую кромешную тьму человек может «увидеть» лишь во сне. И Михай знал, что он теперь спит, а застилающий его глаза мрак — слепота сна.
Да, он отлично сознавал, что находится в мире сновидений. Лежит на постели, в своем комаромском особняке. Рядом стоит ночной столик со старинным бронзовым ночником под расписным абажуром из китайского фарфора. Над постелью висят стенные часы с музыкой. Шелковый полог опущен до пола. В его кровати — огромном ложе старинной работы, истинном шедевре искусства, — имеется выдвижной ящик. Это как бы дополнительная кровать. Еще и поныне в некоторых старинных домах встречается подобная громоздкая кровать, в которой может переночевать целое семейство.
Тимар также отчетливо помнил, что он не запер дверь комнаты и всякий, кому заблагорассудится, может сюда войти. А вдруг кто-нибудь вздумает его убить? Тогда он не заметит, как сон его перейдет в смерть. Да и есть ли разница
Внезапно Тимару почудилось, что дверь тихо открывается. Кто-то входит в комнату. Шаги явно женские. Полог постели чуть слышно шуршит. Над Тимаром склоняется какая-то женщина.
«Это ты, Ноэми? — мысленно позвал он, встрепенувшись. — Как ты сюда попала? А вдруг тебя кто-нибудь увидит?»
Он ничего не видит во мраке, но слышит, как кто-то садится на край постели, прислушивается к его дыханию.
Так вот, когда он был болен, ночи напролет просиживала у его изголовья Ноэми, ловя его прерывистое дыхание.
«Ах, Ноэми, неужели ты опять собираешься бодрствовать до утра? Когда же ты наконец сама сможешь выспаться?»
Как бы в ответ на этот неслышный вопрос женщина опустилась на колени и осторожно выдвинула нижний ящик с запасной кроватью. Тимар испытал и радость и страх.
«Неужели ты последовала сюда за мной, чтобы выходить меня? Это очень благородно с твоей стороны, Ноэми. Но к рассвету тебе придется уйти, утро не должно застать тебя в моей спальне».
Гулко пробили стенные часы. Их глухие, как звон отдаленного колокола, удары возвестили позднее ночное время. Женская фигура поднялась и остановила маятник, чтобы громкий бой с музыкой не разбудил спящего. Для этого ей пришлось перегнуться через постель Тимара. Ее грудь слегка коснулась его головы, и он невольно услышал биенье ее сердца.
«Как тихо бьется сейчас твое сердце!» — прошептал он во сне.
Потом ему почудилось, будто чья-то рука шарит по ночному столику, видимо, ищет серные спички.
«Не вздумай этого делать! Это было бы слишком неосторожно. Кто-нибудь может пройти по коридору, увидит в моей спальне огонек и непременно тебя заметит».
Но еле различимая в темноте женщина уже чиркнула спичкой и зажгла ночник.
Михаю не удалось разглядеть лица женщины, но он был твердо уверен, что это Ноэми. Кто же другой будет бодрствовать у его изголовья!
Женская фигура протянула руку к абажуру и осторожно повернула его так, чтобы свет ночника не падал в глаза спящему.
«Ты собираешься лечь возле моей постели? О, как я люблю тебя! И как мне жутко!»
Потом видение постелило себе ложе в выдвижном ящике и улеглось там. А в груди спящего Тимара боролись страх и радость. Ему хотелось склониться к ней, обнять, поцеловать и в то же время крикнуть:
«Уходи! Уходи отсюда поскорей! Тебя же могут увидеть!..»
Но он не в силах был ни пошевелить языком, ни встать на ноги, тело его, казалось, было налито свинцом.
Вскоре женщина тоже заснула. А Тимар погружался во все более глубокое забытье. И тогда перед ним, как в калейдоскопе, начали мелькать картины прошлого и будущего. Сновидения переносили его в причудливый мир фантазий и снова возвращали к спящему призраку женщины. Ему не раз представлялось, что он уже проснулся, а призрак все еще рядом.
Наконец занялась заря. Тимару казалось, что солнце ярко светит в окно, что оно лучезарно, как никогда.
«Проснись же… проснись… — шептал он в полузабытьи. — Отправляйся скорей домой, Утро не должно застать тебя здесь. Оставь меня!»