Золотой человек
Шрифт:
— Увы, сударь, тут не было ни слова правды.
— Я так и думал. Значит, вы не поддерживаете деловых отношений со Скарамелли?
— Когда-то я был с ним связан, но все это давно пошло прахом.
— Вас прогнали? Или вы сами сбежали?
— Сам сбежал.
— С доверенными вам деньгами?
— Да. Их было три или четыре сотни форинтов.
— Скажем, пять. А у вас нет желания вернуть их? Я связан с этой конторой.
— Нет, мне бы не хотелось оставаться у них на службе.
— А что такое ваша поездка в Бразилию?
— Тоже
— Тем более тех пород, о которых вы говорили. Они годятся разве что на изготовление медицинских инструментов и красителей.
Тодор ухмыльнулся.
— Что правда, то правда. Просто мне захотелось разжиться деньжатами, и я надумал продать одному дельцу лес с «Ничейного» острова. Но Тереза разгадала мою уловку.
— Стало быть, вы прибыли на остров не ради Ноэми?
— Что вы! Да у меня в каждой стране по жене!
— Гм… Так вот, я мог бы предложить вам недурную должность в Бразилии. Как вы смотрите на то, чтобы стать маклером одной из вновь создаваемых факторий? Там необходимо знание языков: мадьярского, немецкого, итальянского, английского и испанского.
— Я и говорю и пишу на всех этих языках.
— Это мне известно. Кроме того, вы владеете греческим, турецким, польским и русским. Гениальный вы человек! Итак, я устрою вас на эту должность. Там оценят ваши способности. Такому маклеру обычно платят три тысячи долларов в год. Сверх того, вы будете получать проценты с прибыли. И от вас будет зависеть увеличить эту прибыль.
Тодор Кристиан ушам своим не верил, слушая подобные речи. Но, даже испытывая благодарность, он не решался выразить ее вслух: вдруг его снова сочтут комедиантом?
— Уж не смеетесь ли вы надо мной, сударь?
— И не думаю. Вы покушались на мою жизнь, и мне необходимо оградить ее. Я мог бы попросту прикончить вас, но этого не позволяет мне совесть. Итак, в интересах собственной безопасности мне остается лишь одно: сделать вас человеком. Только когда вы добьетесь счастья, я смогу спокойно ходить по земле. Надеюсь, теперь вам ясно, почему я так поступаю? В доказательство моих слов возьмите этот бумажник. Там вы найдете сумму, которой с избытком хватит вам на дорогу до Триеста, да еще останется, чтобы погасить вашу задолженность Скарамелли. Пока вы будете добираться до Триеста, туда подоспеет мое письмо. В нем будет указано, что вам делать дальше. А теперь давайте разойдемся. Один вправо, другой влево.
Рука Тодора заметно дрожала, когда он брал бумажник.
Михай поднял с земли свою простреленную шляпу.
— А что касается вашего двойного выстрела, то судите сами. Если это было покушение на убийство из-за угла — у вас имеются серьезные основания впредь не встречаться со мной там, где властвуют законы. Если же в меня целился оскорбленный в своих чувствах рыцарь — тогда да будет вам известно, что при первой же нашей встрече очередь стрелять дважды останется за мной…
Тодор Кристиан обеими руками рванул рубашку
— Если я еще раз попадусь вам на глаза, метьте прямо сюда! Пристрелите меня, как бешеную собаку! — Он схватил с земли разряженный пистолет и стал совать его в руку Михая. — Пустите мне пулю в лоб из моего собственного пистолета, если я когда-нибудь встречусь на вашем пути. Можете ни о чем не спрашивать, ничего мне не говорить, просто прикончите меня на месте!
Он не успокоился до тех пор, пока Михай не взял пистолет и не положил его в карман своей охотничьей сумки.
— Прощайте, — сказал Тимар. И, круто повернувшись, направился своей дорогой.
Тодор несколько мгновений стоял неподвижно, глядя ему вслед. Потом вдруг кинулся вдогонку и остановил его.
— Одно только слово, сударь! Вы вернули меня к жизни, сделали из меня нового человека… Разрешите же, если мне придется когда-нибудь писать вам, называть вас «отцом». До сегодняшнего дня это слово возбуждало во мне лишь ужас и отвращение. Пусть же отныне оно станет источником счастья и доверия. Отец! Отец мой!
Порывисто поцеловав руку Михая, Тодор скрылся в зарослях, где тот уже не мог его видеть, упал на землю и, уткнувшись лицом в траву, зарыдал. На этот раз рыдания его были непритворными.
Много часов простояла бедняжка Ноэми под акацией, где расстались они с Михаем. Тереза, встревоженная ее долгим отсутствием, отправилась на розыски и, найдя дочь, опустилась возле нее на траву. Чтобы не сидеть без дела, она захватила с собой вязанье.
— Мама, ты слышала? — вдруг встрепенулась Ноэми. — Два выстрела на том берегу!
Обе затаили дыхание. Но в знойном воздухе стояла мертвая тишина.
— Что бы это могло значить?
— Наверно, охотники стреляют, доченька, — попыталась успокоить ее Тереза.
Ноэми побледнела, став белее цветущей акации.
— Нет, нет, он больше никогда сюда не вернется! — взволнованно воскликнула она, прижимая руки к груди.
Как тяжко стало ей при мысли, что она так и не сказала Михаю на прощанье коротенького «ты», которого он так настойчиво добивался!
— Так вот, сударь, — обратился Тимар к своему верному управляющему Фабуле. — Мы не станем нынче перевозить пшеницу ни в Дьёр, ни в Комаром.
— А что же с ней делать в таком случае?
— Мы пустим ее в размол здесь, на месте. У меня в усадьбе имеются две водяные мельницы, вдобавок к ним можно арендовать еще десятка три. Таким образом, мы быстро управимся с помолом.
— Чтобы продать такую уйму муки, понадобится огромный мучной лабаз.
— Будет и лабаз. Мешки с мукой мы отправим на небольших баржах в Карловец, а там погрузим их на возы и на волах доставим в Триест. В Триесте уже стоит наготове мой корабль, на нем мы переправим муку в Бразилию.
— В Бразилию? — ужаснулся Фабула. — Ну, уж туда я не ездок!