Золотой человек
Шрифт:
Наконец наступила пора сбора урожая. Ветви деревьев гнулись под тяжестью обильных плодов. Какой радостью было наблюдать, как они зреют и наливаются соками. Из зеленых плоды становились бледно-коричневыми, с желтыми и красными прожилками. Коричневые плоды под лучами солнца покрывались ярким румянцем. На золотистых — запестрели карминные крапинки, а на багровых — зеленоватые пятнышки. Каждый зрелый плод казался улыбающимся детским личиком.
Тимар помогал женщинам во время сбора. Громадные корзины наполнялись благодатными дарами природы. Высыпая фрукты, Тимар то и дело пересчитывал их и в восторге восклицал:
— Сколько
Однажды после полудня, неся домой вместе с Ноэми полную корзину фруктов, Михай заметил перед хижиной группу незнакомых людей. Это были скупщики, — первые за несколько месяцев посетители острова. Они принесли вести из внешнего мира. Происходила обычная меновая торговля, — Тереза, как всегда, требовала за свои фрукты пшеницу, но на этот раз торговцы давали ее меньше, чем в прежние годы. Они утверждали, что пшеница сильно подорожала, — комаромские купцы вздувают на нее цену. Скупают все зерно и, перемолов его на муку, отправляют за море.
Тереза, разумеется, ничему не хотела верить, — знаем, мол, ваши плутни и россказни! Зато Тимар с вниманием отнесся к словам скупщиков. Как-никак это же была его затея — возить муку за море! Неужели же его замысел удался? Ведь с тех пор столько воды утекло.
И Тимар совершенно утратил недавний покой. Мысли о торговле, о состоянии дел в его владениях совершенно завладели им. Услышанная им весть прозвучала для него как зов боевой трубы, который неудержимо влечет отставного вояку на поле брани, даже если застает его в объятиях возлюбленной.
Михай готовился покинуть остров.
Женщины нашли это вполне естественным, — очевидно, дела требуют его присутствия. А на будущую весну он вернется снова. Ноэми просила лишь об одном: чтобы он, уехав отсюда, не выбрасывал собственноручно сшитую ею одежду, которую он носил на острове.
— Сохраню, как святыню!
— И вспоминай хоть изредка свою бедную Ноэми…
Михай не находил слов, чтобы утешить ее, и уговорил скупщиков, с которыми собирался уехать, задержаться еще на денек. Весь этот день они с Ноэми рука об руку бродили по своим любимым уголкам, ставшим свидетелями их пленительного счастья. В одном месте Михай срывал на память какой-нибудь листок, в другом — лепесток цветка, — ведь они исписаны волшебными письменами, понятными лишь им двоим: «Не разлюбишь ли ты меня за долгие дни разлуки?..»
Время до сумерек пролетело незаметно, а с наступлением вечерней прохлады решили отплывать. Пришлось прощаться.
Ноэми держала себя в руках, не плакала. Она твердо верила, что Михай вернется. Заботливо приготовив ему съестные припасы, девушка стала укладывать их в охотничью сумку.
— Пожалуй, стемнеет, пока ты доберешься до другого берега, — с нежной тревогой заметила она. — Оружие-то у тебя есть?
— Нет. Да и кто меня тронет!
— Как же так!.. А это что такое?
Достав из сумки лежавший там пистолет, Ноэми стала с любопытством его разглядывать. И вдруг побледнела.
Она узнала пистолет Тодора. Он не раз хвалился им, когда бывал на острове, и все грозился пристрелить из него Альмиру.
— Это же его оружие!
Тимара испугало выражение лица девушки.
— Когда ты в прошлый раз уехал отсюда, — заговорила Ноэми, — он подстерег тебя на том берегу и стрелял в тебя из
— Что за чушь взбрела тебе в голову?
— Я слышала два выстрела подряд, а потом еще два. Не иначе, как ты отобрал у него пистолет.
Тимар был изумлен. Оказывается, любящее сердце догадывается о том, чего не видят глаза! У него не хватало сил дольше отпираться.
— Ты уложил его на месте? — спросила девушка.
— Нет.
— Что же с ним случилось?
— Можешь его больше не опасаться. Он уехал в Бразилию. Между ним и нами легло целое полушарие.
— Я предпочла бы знать, что он находится всего в трех футах от нас, но под землей! — запальчиво воскликнула Ноэми, схватив Михая за руки.
Тимар с удивлением заглянул ей в лицо.
— Как могла прийти тебе в голову такая мысль? Ведь ты не способна не только зарезать курицу или раздавить паука, но даже наколоть бабочку на булавку.
— Зато я способна задушить любого, кто вздумает отнять тебя у меня, будь то человек, дьявол или какая-нибудь чародейка!
С этими словами она крепко обняла его и страстно прижала к себе.
Михая бросило в жар. К сердцу его прилила горячая волна…
Фамильные драгоценности
Очутившись на противоположном берегу, Михай снова наведался в рыбачью хижину. Ему то представлялась волшебная картина зеленого острова, возвышавшегося посредине Дуная, и на вершине скалы — фигура девушки, которая махала ему вслед косынкой, пока остров не скрылся из глаз и не растаял в предвечерней мгле; то воображение уносило его в собственный дом: что-то там теперь делается? Впрочем, об этом еще было время подумать, — от нижнего течения Дуная до дома — немалое расстояние.
Завидев Тимара, старый рыбак разразился горькими сетованиями, — рыбаки никогда не сквернословят:
— Подумать только, сударь! В самый разгар паводка какой-то ворюга угнал вашу лодку! Да еще и дверь в хижине выломал, и весла утащил. Бывают же на свете подлые души!
Тимара даже обрадовало, что нашелся наконец хоть один человек, в глаза назвавший его вором. Ведь он и вправду вор. И хорошо, если бы он украл только лодку…
— Не будем так уж проклинать этого человека, — ответил он на сетования рыбака. — Кто знает, может, бедняге грозила смертельная опасность и лодка помогла ему спастись. Бог с ней, потеря невелика. А сейчас я вас вот о чем попрошу, старина: нельзя ли на вашем ялике за ночь добраться до пристани?
Обещание хорошей платы заставило рыбака немедленно сесть за весла. К рассвету ялик был уже возле пристани, где обычно грузились суда.
Тимару не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, откуда и на чем он прибыл. Поэтому он отправился в излюбленный возчиками портовый трактир и, наняв одного из них, приказал отвезти его в Леветинце. Он решил сперва проведать в именье обо всех событиях, происшедших за последние пять месяцев, пока он был на острове, — и только потом вернуться домой, в Комаром. Тогда уж, думал Тимар, он будет готов ко всему.