Золотой череп. Острова отверженных
Шрифт:
Всебор с трудом подавил брезгливость, когда обнаружил в собственной миске остатки вчерашнего ужина. Он никогда не был привередливым, порою довольствовался тем, что не доели другие, но вид прилипшей, заплесневелой каши, вызывал в желудке неприятное брожение. Судя по всему, немытая посуда, раздавленные тараканы на досках стола и подозрительный запах, царивший в общей каюте, никого больше не смущали.
Неприятный запах исходил не только от безобразного убранства кубрика, но и от матросов, которые при всей строгости Сликкера, успели хорошенько заправиться горячительным.
Наконец
Клаус заставил надеть его лакейскую ливрею, а на голову нахлобучил тот самый цветастый колпак, что Всебор с Зубастиком лицезрели на голове Сликкера в первую встречу с ним.
– Этот головной убор тебе очень идёт!
– оскалился старик.
– Я слыхал, что в таких колпаках ходят старые холостяки и глупые неудачники. Народ брехать не будет. Верно?
Сликкер трескуче рассмеялся и кивком приказал поставить котёл перед собой.
– Бестолковый из него помощник, - фыркнул Клаус.
– Ничего не соображает, и откуда только такие берутся?
Коротышка ткнул Зубастика кривым пальцем и уселся напротив Всебора. Ему явно доставляло удовольствие, что незавидная роль лакея теперь перешла к Жилю.
– Ничего, Клаус сделает из него человека. Старый добрый линёк и пара крепких слов, кого угодна образумят. Даже такую тухлую рыбу как этот зубатый тип.
Капитан собственноручно выловил из котла самые лакомые куски, плеснул себе в тарелку немного бульона и только после этого разрешил Зубастику разлить похлёбку по мискам остальных членов команды. Работа стюарда давалась Жилю непросто. От напряжения дрожали руки, а гогот матросни явно выводил из себя. Половник плясал у него в руке словно заведённый и немудрено, что часть густого супа оказалась на дубовых досках стола.
Всебор и сам чувствовал себя не в своей тарелке. Его окружали грубые подозрительные люди со своими представлениями о манерах и правилах поведения. Они руководствовались другими законами, делали что считали нужным и самое главное чувствовали себя абсолютно свободными от каких-либо обязательств перед другими. Такую волю давало им море и уверенность в собственной правоте.
– Хочу добавки!
– прогнусавил Клаус.
– Эй! Салага! Живо зачерпни ещё.
Зубастик послушно запустил половник в котёл и достал для коротышки гущи.
– Далеко-то не уходи, - бросил Клаус.
– Нынче у меня зверский голод, а в этом казане, ещё много, очень много похлёбки... Не набегаешься.
Всебор покосился на друга. Жиль страдальчески закатывал глаза, пыхтел и старясь унять нервную дрожь сжимал кулаки. Конечно же Сликкер ему не позволит сесть за стол пока не закончит ужинать матросня. А что после команды останется в котле, Всебор хорошо себе представлял. Ничего.
– Хо-о-очу добавки!
– в третий раз потребовал Клаус.
– Ты тут между прочем работаешь. Давай, доходяга.
– Да, на!
– не выдержав, вскочил Всебор.
– Моя-то поди ещё не остыла.
Не раздумывая он с треском нахлобучил на голову капитанского денщика миску с похлёбкой, а для верности ещё хорошенько надавил.
– Жжётся, ж-ж-жётся!
– разбрасывая пареную брюкву, завопил Клаус.
– Уже за шиворот потекла!
Сликкер злобно хохотнул. Поглядывая исподлобья на безумную пляску коротышки, глухо и утробно заржали матросы. Только Зубастик, опасаясь реакции денщика, в испуге попятился к выходу.
– Жжётся!
– срывая с головы миску, выкрикнул Клаус.
– Как же я теперь службу стану нести...
– Задрай люк!
– рыкнул Сликкер.
– И пойди помойся, а то высохнет дрыгва, потом ничем не возьмёшь.
Всебор мрачно покосился на миску Клауса, и когда коротышка убежал, забрал её себя. Жиль услужливо наполнил её до краёв.
– Ладно! Садись и ты зубатый, - гаркнул старик.
– Когда у тебя такой боевой приятель, я пожалуй, и сам больше не стану над тобой потешаться.
Сликкер умело изобразил на лице испуг.
– А то чего доброго и на мою балду вывалит чего-нибудь горяченького. Рыбы потом засмеют.
Дальнейшая трапеза прошла под аккомпанемент сиплого сопения матросов, да гулкого потрескивания деревянных ложек о тарелки. После того как с похлёбкой было покончено, Жиль сбегал на камбуз и принёс два кувшина с водой.
Из-за стола Всебор вышел последним. Он навострился уже было к выходу, когда ему на плечо легла тяжёлая рука Сликкера.
– Зря вступился за зубатого, - поглядывая на Всебора, произнёс старик.
– Надеюсь, с золотишком не обманул? Иначе сам понимаешь, разговор получится другим.
Своего приятеля Всебор нашёл в кладовке при камбузе. Жиль сидел на старом прохудившемся котле и чистил картошку, а ненавистный цветастый колпак валялся у его ног. Зубастик явно был не в духе. Он постоянно бормотал под нос ругательства, злобно шипел и разбрасывал вокруг себя кожуру.
– Этому обормоту Клаусу я ещё устрою, - заприметив друга, бросил Жиль.
– Всю работу на меня взвалил. Собака такая!
– Ладно старина, не бухти, - улыбаясь, отозвался Всебор.
– Нам всего-то потерпеть пару дней.
– Да-а-а!? Откуда такая уверенность?
– Зубастик выудил из корзины гнилую картофелину и швырнул её в море.
– Не нравится мне здесь. Того и гляди пакость какую-нибудь устроят. Видал, какие рожи хитрые?
– Главное добраться до "Утренней звезды", - Всебор тяжело вздохнул и выдавил улыбку.
– А потом мы с тобой выпьем винца в каком-нибудь портовом кабаке и от души посмеёмся над этим дурацким колпаком.