Шрифт:
Золото – оно, как дьявольская
приманка для алчных людей,
проглатывает их души,
делая рабами жёлтого металла.
Автор
Мирон
…Ласковое утреннее солнце, позолотив верхушки берёз, медленно поднималось над горизонтом. Под его тёплыми июльскими лучами бесследно исчезали последние
– Мирон, ну куда ты в воду лезешь! – схватила за руку бойкого малыша высокая статная женщина.
– А я хотю вот тех цветотьков налвать, – указал он пальчиком на растущие в озере кувшинки.
– Глупенький, разве можно по водичке ножками пройти? Вот позавтракаем и попросим у твоего батюшки дозволения на лодке к тем цветочкам сплавать, – ответила гувернантка, смахивая упавшую на глаза прядь русых волос.
– Ула! Батюска обязательно лазлешит, – запрыгал от радости мальчуган.
– Идите завтракать! – раздался с крыльца голос кухарки.
– Ну, ещё малененько погуляем, – просительно глянул в глаза воспитательнице Мирон.
– Сперва позавтракаем, – твёрдо ответила та и, взяв малыша за ручку, повела по мощёной дорожке к дому.
Аппетитный запах печёных пирогов ударил из открытого окна.
– Ну вот, твои любимые пироги с черёмухой к завтраку подали, – ласково посмотрела на Мирона гувернантка.
– А чтобы тебе веселей было кушать, мы посреди стола поставим вот эти цветочки, – она указала взглядом на собранный по опушкам букет полевых цветов…
Отец Мирона, Василий Афанасьевич, сидя в кресле, увлечённо читал последний номер журнала «Свободные часы», привезённый из столицы его соседом по поместью.
– Это ж надо, как рьяно выступает за императрицу редактор Херасков! Помнится, в его прошлом издании… э-э-э-э-э, как же его?.. А-а!.. Вспомнил – «Полезное увеселение» он также пособничал Петру III, а на престол взошла Екатерина! – вот он и оплошал… Так теперь вину перед государыней заглаживает…
Василий Афанасьевич, помещик средней руки, имел семьсот душ крепостных крестьян, проживающих в двух деревнях Смоленской губернии. Закончив военную службу капитаном гвардии, он осел в родовом поместье.
Ладно срубленный двухэтажный бревенчатый дом стоял в окружении берёзовых рощ, оставляющих место лишь огромной поляне, раскинувшейся перед имением. Большой пруд с беседкой на берегу лежал не более чем в тридцати саженях от дома. Заросший с противоположного берега кувшинками, он удачно вписывался в общий колорит поместья…
Какими светлыми картинами вспоминались позже эти пейзажи, где ещё совсем маленьким Мирон любил гулять с няней по обрамлённому редкими берёзками берегу пруда.
Анна Петровна, вдова разорившегося помещика Ивана Лачинова, всякий раз пыталась привить своему подопечному любовь к окружающему миру. Женщина грамотная и начитанная, она дала ему первые познания в чтении, письме и арифметике.
Зная о большой нехватке хороших учителей по России, Василий Афанасьевич упросил гувернантку заняться домашним обучением сына.
В то время редко кто, даже из крупнопоместных помещиков, мог похвастаться хорошими учителями для своих чад. В большинстве своём это были иностранцы: французы, немцы, многие из которых отлично владели только одним предметом – родным языком, в остальных же науках были полными невеждами.
Да вот только не прошло и трёх лет, как Мирон стал обучаться грамоте, получила Анна Петровна послание от своей бездетной сестры из Московской губернии. Та сетовала на то, что муж её два месяца назад как помер, оставив ей небольшое наследство, а сама она больна и просит сестру побыть рядом, скоротать её одиночество в последние годы жизни.
С тяжёлым сердцем отпустил Василий Афанасьевич гувернантку – а что поделаешь? Не крепостная – не удержишь. Где теперь продолжить обучение Мирона? Ведь от его знаний будет зависеть его дальнейшее будущее. Жаловать будут по освоенным наукам, а неучёному одна дорога – в рядовые канониры.
По совету своего соседа, отставного полковника Григория Воронцова, для дальнейшего обучения своего сына Василий Афанасьевич определил его в Смоленский пансион. Помимо арифметики, чтения и письма, здесь были представлены: история, география, геральдика и другие неизвестные доселе Мирону предметы. Справедливости ради следует сказать, что качество обучения этим предметам далеко не соответствовало плате за обучение: сто «рублёв» в год – немалые по тем временам деньги.
Директор пансиона, господин Эллерт, был абсолютным невеждой во всех науках, разве что за исключением французского языка, и за малейшие оплошности в изучении оного бил нещадно длинной деревянной линейкой-ферулой.
Мирону, считавшему французский язык ненужной прихотью для общения, не раз доставалось испытать на себе эту экзекуцию.
– Перечить моему нраву?! – орал на него взбешенный директор, услышав русскую речь на уроках французского, и тут же пускал в дело ферулу, ещё больше распаляясь от того, что Мирон молча сносит побои…
Вот так проходили годы, но знаний от такой учёбы прибавлялось немного…
В тот день директор был особенно не в духе, со свирепым видом ходил между притихшими воспитанниками, склонившимися над решением арифметической задачи. Мирон, выполнив задание, мечтательно смотрел в окно на проезжающие мимо экипажи. Стуча колёсами, они проносились по центральной улице, обдавая пылью не успевших отскочить в сторону прохожих. Сильный удар ферулой по спине враз прервал его мысли.
– Чего бездельничаешь?! В окно уставился! – прокричал над его ухом Эллерт.
– Я уже выполнил задание, господин директор, – ответил Мирон.
– Как? Так быстро?! Неправильное решение, – едва взглянув на первый лист выполненной задачи, грозно заключил он.
– Почему неправильное?! – возмутился юноша. – Как вы можете судить?! Вы только поверхностно взглянули на мою работу, не удосужившись прочитать её до конца!
– Заткнись, невежда! – помахивая ферулой, вскричал директор.
– Невежда – это вы! – потеряв самообладание, гневно выкрикнул Мирон. – Единственное, что вы в совершенстве знаете – это французский язык!