Золотой истукан (др. изд.)
Шрифт:
Фамарь не глядела на нее, она смотрела в пустоту.
– А такой была веселой, резвой девочкой, - вздохнула, жалеючи, высокая женщина рядом с Русланом.
…После разговора в шатре Хурзада несколько крестьян из Манучехровой общины во главе с Шаушем незаметно перебрались на правый берег. Кого-то они отыскали в предвратных лачугах, с кем-то о чем-то договорились, и когда трехтысячный отряд Хурзада в лодках и на плотах из надутых бараньих шкур переправился ночью через Окуз, жена Шауша, предупрежденная мужем, взбудоражив женщин, открыла с ними изнутри крепостные ворота. Первым делом повстанцы перебили самых рьяных защитников Манучехра. Затем связали его самого. И уже потом расхватали и растащили
Теперь, наутро, настал час расправы над Манучехром.
– Сахр, - дергался он, подвешенный к балке.
– Ты обещал… замолвить словечко… перед Хурзадом.
– Но ты же обманул Шауша?
– Ох! Бес попутал…
– Бедный бес,- улыбнулся Шауш ядовито.
– Всю свою грязь люди льют ему на голову. Вот сейчас ты прямиком отправишься к нему, с ним и разбирайтесь, кто кого попутал.
– Бей!!!
– грянуло над толпою, и первыми взметнули яростный крик женщины.
– На тебе!
– Шауш обрушил на голую поясницу Манучехра толстый батог.
– Пощади-и-и-те!
– завыл Манучехр.
– А ты щадил нас? На тебе!…
– Что будем делать с крепостью?
– сказал Хурзаду Шауш, когда Манучехр затих.
– Срыть ее к черту, спалить!
– Руслан заметил: он сделался еще более желтым и страшным, чем тогда, на реке, когда ударил багром строптивого стражника, плюхавшегося в мутных волнах.
– Это зачем же?
– с укоризной ответил Хурзад.
– Она будет нашей опорой на правобережье. С нее и начнем помаленьку продвигаться к столице. И потом, вам же всей общиной в ней жить. Теперь здесь все ваше - и жилье, и хранилища, и то, что в хранилищах, и поля, и каналы. Зачем губить свое добро?
– Верно,- нехотя согласился Шауш, отирая потный лоб. - Но столько злобы накопилось…
– Приберегли ее для других «дехкан». Их еще много. Завтра всей оравой двинутся на нас.
Над башней замка трепетал на осеннем ветру алый стяг хурремитов.
– Да, умный человек, хоть и царь,- отозвался Руслан о Хурзаде после всех минувших событий.
– Хе! «Хоть и царь…» Я, если хочешь знать, не делю людей на знатных и простых, - нахмурился лекарь.
– Я их делю на умных и дураков. Это лишь в сказках: если знатен, богат - непременно урод, трус и глупый злодей; если беден - то честен, красив, храбр и умен. В жизни сложнее. Я полагаю, дурак - в любой одежде и на любом месте дурак, умный - в любых обличьях умен. В битве при Фермопилах (произошла когда-то такая в далекой Элладе) гнусным предателем, показавшим за деньги врагу дорогу, оказался бедный пастух Эфиальт, а героем, отдавшим жизнь за свободу,- царь Леонид.
Долгая осень. Конца ей не видно! Руслан соскучился по снегу. На Руси, наверно, вьюги давно бушуют. А здесь уже листва с деревьев осыпалась, уже гуляет в голых садах и полях студеный ветер, и пыль на дорогах, что еще недавно обжигала ноги, лежит холодным тяжелым пластом, не то, что снегу, дождей нет до сих пор.
И бывают ли здесь дожди?
Аарон и Шауш смеются: бывают, и еще какие!
И, наконец, однажды, когда Руслан торчал в дозоре на бугре далеко за крепостью, с непривычно хмурого неба хлынул холодный дождь. И все вокруг преобразилось. Промытый воздух сделался свежим, влажно-прозрачным. За рощей темных и редких голых деревьев, похожих на растрепанные веники, заблестели светлосерые, почти белые, полосы луж вперемежку с грязно-серой, с прозеленью не совсем усохших трав, мокрой землей. Вдали, выше черных верхушек деревьев, смутно синели сквозь мглу чудовищно-громоздкие стены замка. Пыль, конечно, сразу раскисла, обратилась в жидкую грязь. Середины, похоже, здесь не бывает - или пыль, или грязь, Уж такая это земля.
Потом и снег упал, но какой? Мокрый, слабый, чуть прикрыл непролазную грязь и - тут же растаял, исчез. Только слякоти прибавилось. Уже после наступили и морозы, и снегопады обильные, и северный ветер понес по стылой земле сухо шуршащую снежную пыль…
Всю зиму Руслан находился в бывшем замке Манучехра, она выдалась трудной, тревожной.
С едою и дровами, правда, дело обстояло неплохо: в кладовых и сараях, клетях и амбарах покойного «дехкана» всего было вдоволь. Всему войску хватит на три года. Жутко подумать, сколько всяческой снеди собирал и копил чертов князь для себя одного, для верных слуг своих и двух-трех любимых жен! Издох, собачий сын, и поделом ему…
Трудность в ином.
Чуть ли не каждый день к замку подступало войско хорезмшаха, состоявшее из разрозненных княжеских дружин. С крепостью, конечно, оно не могло ничего поделать, - здесь собралось чуть ли не все крестьянство правобережного Хорезма. Попробуй сломить этих скорых на подъем, злых и отважных людей. Недаром писали персы: «Если девы Хорезма прекрасны, как пери, то мужчины свирепы, как дэвы, то есть, недобрые духи пустынь».
Да и между княжескими дружинами не наблюдалось согласия: подчас, прекратив осаду замка, они принимались колотить друг друга. Тогда-то воины Хурзада, всегда спокойного, невозмутимого, делали быструю вылазку - и били, и гнали всех прочь. Разгром довершали крестьяне, затаившиеся в окрестных усадьбах. Над башней продолжало развеваться красное знамя хурремитов.
Точно вражьи отряды, набегали опасные слухи.
Говорили: еврейская община тоже взбунтовалась и прочит на царский престол вельможу Булана, перешедшего в иудейскую веру. И будто у этого Булана - много хорошо вооруженных людей.
Говорили: тюркский вождь Инэль-Каган подступил со всей своей ордой к рубежам Хорезма, и неизвестно кого он поддержит. Хурзад отправил к нему послов с дарами.
Говорили: в Ургенче заметили лазутчиков с низовьев Волги,- пришли, наверное, разведать, нельзя ли, пользуясь смутой, навязать Хорезму хазарскую власть. Хурзад велел отыскать их, поймать, - и отправил с ними кагану письмо с просьбой прислать хоть небольшой конный отряд знаменитых степных стрелков из лука. Он послал гонцов за помощью и на Южный Урал, к угорским храбрым племенам.
Говорили… много еще чего говорили! Только о «покорных богу» не поступало никаких вестей. О них забыли. И никто, кроме Хурзада и Сахра, не предполагал, что именно Кутейба ибн Муслим внесет страшную поправку во внутренние дела Хорезма. Какая страна за свою долгую жизнь не страдала от «белых гуннов»?
– Жаль, историк Зуфар погиб. Он дал бы тебе много хороших советов. Я всего-навсего лекарь. Что я понимаю в государственных делах? И все же скажу: не забывай о шахе Каваде, Маздаке и эфталитах, - постоянно твердил Хурзаду лекарь.
Не потому ли угрюмый и зоркий Хурзад, навсегда оторвавшийся от своей ленивой вздорной касты, спешил заручиться поддержкой далеких и близких соседей?
И не напрасно.
К исходу зимы повстанцам довелось услыхать «о покорных богу».
Случилось это так.
…Зима здесь, не в пример лету и осени, оказалась на диво короткой. Да и не было ее, настоящей. Такая зима на Руси зовется поздней осенью. Не успел оглянуться Руслан - солнце пригрело, дороги подсохли, на обочинах зазеленела веселая юная травка.