Золотой капкан
Шрифт:
– Вот смеху-то!
– ворчал Красюк, берясь за ручки носилок.
– Сами своего вертухая приволокем. Такого ни в одном лагере не бывало.
Сизов молчал. Беклемишев оказался тяжеленным, а нести было не близко. Праздная болтовня сбивала дыхание.
И Красюк тоже молчал. Он мысленно материл себя за то, что поперся за Мухомором, а не рванул в тайгу. Такой случай! Будет ли другой-то?
А рвать ему отсюда надо обязательно. Пару дней назад прищучил его Хопер за бараком и напрямую выложил: точи, мол, копыта, пока не пришили. Малява, мол, пришла, в которой прямо указано на Красюка по кличке Красавчик, будто брус он легавый, заложил, сука, знатного вора. Он пытался доказывать: ошибка, дескать, никого не мог заложить, поскольку сел полтора месяца назад. А Хопер свое: сваливай, пока на правеж не поставили, там признаешься...
Бежать. Об этом Красюк и сам подумывал. Да ведь лучше затаиться, а уж потом, отсидев свое и освободившись, купить ружьишко и - будто на охоту в тайгу. Но раз такое дело... От этих блатарей не отговоришься. Сначала зарежут и лишь потом будут соображать за что. А то и не будут...
Не-ет, надо драпать. Благо есть куда. С золотишком-то можно от любой вины откупиться.
Он все ругал себя и все шел как заведенный, не решаясь кинуться в тайгу так вот с бухты-барахты, не приготовившись...
* * *
– Ну-ка, фраеры, отбахайте еще раз вашу сказку?
Старшой по кличке Хопер приглашающе улыбался одними губами, но все знали цену этой улыбки и помалкивали. Хопер не был ни законным паханом, ни лагерным бугром, так - барачный авторитет, и брал не силой, не злобой блатаря, а змеиным взглядом своих пустых глаз, которого почему-то все побаивались.
– Ну, чего заткнулись? Давай ты, Красавчик, пой, как вертухая спасали.
– Это все Мухомор!
– взвился Красюк.
– Ему одному этого борова не дотащить.
– Дурак ты, Юрка, - сказал Сизов.
– Чего оправдываешься?
– И, всем телом повернулся к старшому, произнес с выражением, растягивая слова: - Мы че-ло-века спасали.
– Дракона!
– Человека. Раненого. Если тебя медведь в тайге задерет, мы и тебя вынесем, чего бы это нам ни стоило.
Такой оборот озадачил Хопра, и он некоторое время молчал, думал. Наконец спросил:
– А если мент?
– Что - мент?
– Если мент подстрелит. На деле. На хазу меня потащишь или сдашь?
– Раненому нужен врач, а не мент.
Объяснение, похоже, удовлетворило Хопра, и он переменил тему.
– Откуда ты такой добренький?
– Из леса, вестимо, - усмехнулся Сизов.
– Из какого леса?
– Который вокруг.
– Лесник, что ли?
– заинтересованно спросил Хопер.
– Геолог. Полжизни по этим лесам шастал.
– Золото искал?
Сообразив, что этот бородач может сказать что-то интересное, Хопер ткнул кулаком в бок сидевшего рядом шестерку.
– Хиляй отседа.
И приглашающе показал рукой на освободившееся место.
– Почему золото? Тут всего много, - ответил Сизов, не пошевелившись.
– А чего еще?
– Железо, медь, олово...
Зэки, сидевшие рядом и заинтересованно слушавшие перепалку, захохотали.
– Зря смеетесь, - серьезно сказал Сизов.
– Земли тут богатейшие. Воровская власть не всегда будет. И тогда на этом самом месте, - он обвел рукой вокруг себя, - город встанет. Магазины, школы, детские сады...
– И пожарная вышка будет?
– засмеялся кто-то в темноте барака.
– Конечно.
– И трамвай?
– Тоже будет.
– А тюрьма?
– Будет...
Опять дружно заржали вокруг. Сказанное воспринималось как сказка, но она, похоже, всем нравилась.
– Складно поешь, - сказал Хопер.
– Только треп все это. Тайга она и есть тайга, сегодня, и завтра, и во веки веков.
– Не треп. Мне здесь каждая сопка - сестра родная.
– Ага. А каждый вертухай, значит, - братец родимый? Это мы уже знаем.
И опять смех. Разный. Раздраженно-злой и добродушно - умильный. Хопер недобро ухмылялся. Длинный парень, которого так и звали - Паря, ржал открыто и громко, как застоявшийся жеребец. Коротконогий увалень с бычьей шеей и типичной бандитской, перекошенной шрамом мордой смеялся высокомерными короткими "хе-хе" и смотрел так, словно хотел сказать: "Не выпендривайся, все мы тут одинаковые, никому не нужные, забытые Богом и человеком сволочи". Обычный русоволосый мужик, по кличке Рыжий, потому что любимым его словечком, которое он с особым смаком повторял к делу и без дела, было - "рыжевье", сказал:
– Ври, да не завирайся. Вот лес вырубим, и будут здесь одни пни...
– Как бы не так!
– перебил его Сизов.
– Когда железо и уголь рядом лежат, знаешь, что бывает?
– Знаю. Тогда пригоняют нас, зэков.
– Вы тут - птицы перелетные. Потюкали, поклевали и в сторону.
– А ты?
– спросил Хопер.
– Я?
– Сизов судорожно вздохнул, словно собирался выпалить что-то важное, но остыл и сказал загадочное: - У меня тут свои интересы.
– У всех свои...
– Да он же выпендривается, сука!
Рыжий вскинулся медведем, черный, набычившийся, с опущенными до колен руками, надвинулся на Сизова. Но тут ему в грудь ударилось жестяное ведро. От неожиданности он схватил его обеими руками, прижал к животу.
– Сходи поостынь, - сказал Хопер.
– Заодно воды принесешь.
– Я?!
– свирепо выкрикнул Рыжий.
– Ты, ты, - ласково, как маленькому, сказал Хопер и повел взглядом, словно приглашая собравшихся поддержать его.
Зэки открыто ухмылялись, каждый считал справедливым такое решение, поскольку оно относилось не к нему, а к другому. Речка текла за стеной барака, но здесь она была грязная, взбаламученная, и за чистой водой идти не близко.