Золотой Лис
Шрифт:
Роган покопался в своём мешке, вытащил оттуда крохотную складную табуретку с тряпичным сидением и, кряхтя, расположился у костра со всем возможным удобством. Относительным, конечно — табуретки из-под него видно не было, и как она такую тушу выдерживает — совершенно было непонятно. Магия, наверно. А райн Фандарек так и остался стоять. Табуретки у него не было, лапник рубить ему было нечем, а мох сырой, не вампир же он! Они, говорят, холода не чувствуют, а райн Фандарек очень даже чувствует! А просить он их ни о чём не будет! Достал, да? Ну, и пожалуйста!
— Фанни, душечка, страшно спросить — ты так и будешь ёлку подпирать? Ты не бойся, она не упадёт. Положи два мешка друг на друга, и садись, там одни тряпки, забыл? Будешь? — Роган обтёр стаканчик снегом, набулькал в него из фляжки и протянул Слышащему. Фандарек судорожно затряс головой. Роган пожал плечами и опрокинул коньяк себе в рот. — Ты садись-садись, я тебе дело говорю. Раньше, чем часа через два этот не проснётся, и будить нельзя. Ему
Дон аккуратно повернул раненого на бок и уселся у него за спиной, подпирая собой сзади и придерживая рукой спереди, чтобы не завалился на живот.
— Да можно и на живот, не критично. Главное, чтобы кровь стекла, — благодушно пояснил маг. — Молочка дать? — Дон кивнул, и Роган передал ему флягу с белой наклейкой. Дон предоставил раненого самому себе и занялся молоком.
Фандарек постоял ещё, держа марку, но потом решил, что ведёт себя, как ребёнок, и последовал совету мага. От трёх горящих лесин шло хорошее тепло, ткань плаща согревала спину, поднятого среди ночи Фандарека неудержимо клонило в сон. Зря он согласился на перевод в действующие части, думал он. Полжизни провёл он в магистрате на суточных дежурствах, вслушиваясь в эфир — и ведь не зря! Целых восемь раз засекал он непредусмотренные регламентом сигналы, и координаты успевал снять. Восемь спасённых жизней — это много. Ведь многие выходят в ментал буквально на секунду, в момент смертельной опасности. Вскрик — чаще всего «Мама!» — и тишина. И надо успеть за эту секунду определить, откуда это пришло, чтобы потом дать координаты в ближайший к тому месту магистрат. Но разве эти вот двое способны оценить его заслуги? И что его под руку толкнуло согласиться на поисковый рейд? Романтики захотелось? Вот тебе романтика! И вот ЭТИ считаются лучшими? Какой ужас! У них ведь даже не понять, кто кем командует. То один, то другой, никакой субординации! И сплошное легкомыслие, как погулять вышли!
Молчал ночной весенний лес, только потрескивал костёр, да Роган опять бубнил под нос какую-то песенку. Дон потягивал смесь через трубочку и думал, как бы сформулировать, что ему больше всего не нравится в этом человеке, которого им навязали третьим, Фандареке, который клевал сейчас носом у костра. И никак не мог свести свою досаду в одно слово. Спесь? Не только. Формализм? Не только. Как бы это выразить? Он всегда знает, как должно быть, но не понимает, что так быть не может. В сорока девяти случаях из ста бывает — как получится, ещё столько же — как придётся, и только в двух — как должно. Дурак? Да нет, он не глуп. Не всегда глуп. Но в поиске ему, конечно, не место. Он сразу сказал Дэрри, что это плохая идея, но тот настолько воодушевился своей находкой, этой Майкой, что упёрся, как баран. И даже времени на сращивание не дал, отговорился, что, мол, не Рука, рейд поисковый, а не боевой. Вот тебе и «не боевой»! Едва щиты удержал, пока Роган с порталом возился, а ещё пришлось и этого Фандарека в зад пинать, а то там бы и остался! «Самый лучший полный Слышащий», как же! Лучше уж было опытного Зовущего им дать, пусть не самого сильного, пусть и не полного, но бывалого. Но они все одиночки, в группе работать не умеют. А этот, можно подумать, умеет! Он вообще ничего не умеет, трепетное дитя цивилизации! В результате они с Роганом уже неделю прыгают няньками при абсолютно беспомощном, капризном и спесивом новичке. А новичок сразу невзлюбил Рогана. Дона не задирает, похоже — просто боится. А к Рогану пристал, как репей, всё ему не так. Да, Роган — не всегда опрятный, толстый, рано постаревший мужик, весьма уважающий коньяк, особенно столетний. Но это же в нём не главное! Да, его методы способны вогнать в оторопь, но Дон-то видит, что это строго дозированное, хоть и максимально допустимое в данном случае воздействие. Максимально, но допустимое, в том-то и штука! На грани фола — но на грани, а не за ней. И именно для этого конкретного существа. Никогда Роган не действовал по шаблону, только индивидуально. «Болезнь лечить — это чушь», как-то раз сказал он Дону, «Она и так себя прекрасно чувствует. Лечить надо больного, и не от одной болячки, а целиком. А иначе — одно лечишь, другое калечишь». Потому и был Роган лучшим — у его пациентов рецидивов не бывало никогда. И вот какой-то Фандарек на него тявкает! Да, он слышит ментальный эфир, но проклятье на этом вот райне не увидел. «Просто озабочен и расстроен» — как же! Будешь тут озабоченным и расстроенным! И не будь Дон с Роганом ночью настороже — грохнули бы проклятого благословенные, и где тогда мага-самоучку искать, который его проклял? А найти надо обязательно, пока не натворил тот самоучка дел, пока не случилось повторения того, что уже не раз бывало — как с Лаймом, как с ними десять лет назад. Как со многими до них. И ничего из этого до благословенного райна Фандарека, крысы магистратной, конечно не доходит. И крысится эта крыса на Рогана, а Дона это раздражает настолько, насколько вампиру это вообще доступно. На взгляд его, что ли, взять? Ох, искушение! А что? Обстоятельства вполне подходят под форс-мажор,
— Ты чего? — сразу среагировал маг.
— А вот, послушай… — и Дон зашептал ему на ухо. Лицо Рогана в процессе выслушивания претерпело ряд любопытных метаморфоз. Победило выражение сомнения.
— А оно вообще надо? — брезгливо сморщился он. — Такая козявочка забавная. Мне-то как-то пофиг…
— А мне уже нет, — решительно резюмировал Дон.
Первое, что увидел Барэк, открыв глаза — ветки лапника, на которых играли отсветы костра. На иглах что-то тёмное. Свернувшаяся кровь, понял он — и сразу всё вспомнил. Мужики вытащили, от толпы отбив? А сыновья? Они как? И где? И… и… Он приподнял голову.
— О! Я ж говорил! Два с половиной часа. А так три дня провалялся бы! — сказал рядом совершенно незнакомый мужской голос, исполненный самодовольства. — И в полном сознании, учти! Принимаю изъявления восхищения! Желательно коньяком!
— Как вы себя чувствуете, райн? Что-нибудь болит? — надо же, какой голос у мужика! Поди-ка, бабы гроздьями вешаются!
— Ты что, не веришь? — возмутился первый. — Я ж говорю — нормально!
— Я просто вежлив, Роган, — уверил его второй. — И ты, как всегда, не учитываешь психологическую составляющую. Привык ты слишком к нашему брату. А это человек. Он растерян и испуган.
— Такой бугай? Ну-ну! — хмыкнул первый.
Это они про меня, понял Барэк, это я бугай. Это я испуган и растерян. А что, так и есть. Но убивать, вроде, не собираются. И костёр! Как они смогли? Они же не могли знать про круг! Кто же они такие? И где все остальные? Обоз, сыновья, ярмарка — куда всё делось? После того, как его назвали колдуном, просто так даже его тело сыновьям бы не отдали. Да и сыновьям могло не поздоровиться, и мужикам из Коровок — за знакомство с колдуном. Как бы узнать, чем всё кончилось? А эти двое про него как будто забыли, болтают о чём-то своём:
— А что — бугай? А Гром не бугай? Ещё какой! А душа нежная и трепетная! Супри-из! — протянул он басом, и оба вдруг заржали.
— А помнишь, а помнишь, — заторопился первый, — как он тогда тоже — «Супри-из!», и к Зверю придурка того приляпал, а Зверя, видимо, подержать попросил! Помнишь? Он дрыгается вовсю, а руки-ноги приклеены! Так он головой боднул — и голова прилипла! Помнишь?
— Помню, — усмехнулся Дон. «Тем придурком» был брат Лисы, благословенный Лиссен Тваскер дэ Вале. Напился однажды у Лисы в гостях Лисьего же коньяка, и решил сестру уму-разуму поучить: взялся объяснять, что жить с вампиром — это нехорошо. Дона тогда дома не случилось, но как-то упустил из виду Лисий братец Вака, что Гром — тоже вампир. А результат… даже не на лицо, а на весь организм. Нет, в гости иногда приходит, но вежливый ста-ал! Ладно, воспоминания — это здорово, но не здесь, и не сейчас.
— Благословенный? — наклонился Дон к Барэку.
— Не благословенный я, а проклятый, — вздохнул Барэк. Лучше уж сразу сказать. Заворочался на лапнике, зашипел, уколовшись, поднялся на колени и сгорбился. С плеч свалился кусок тонкой ткани, которой он, оказывается, был прикрыт. Райн, сидевший слева, тут же подхватил её и заботливо накинул обратно. Барэк благодарно кивнул, стал придерживать за углы перед грудью. Странная ткань: очень тонкая, с внутренней стороны тёплая, а с внешней прямо ледяная. — Здравствовать вам, райнэ.
— Уже нет, — отмахнулся, как от мухи толстенький райн справа. — В смысле, уже не проклятый. Там проклятья-то того было! Но это как раз то, что нас интересует. Расскажи-ка нам, кто тебя так э-э-э… полюбил? За что — не существенно, главное — кто и где искать.
— Стась, — опять вздохнул Барэк.
— Чё? — в один голос сказали оба райна. Барэк опять вздохнул и начал рассказ. К концу его мешок Рогана заметно отощал — бутерброды Барэк от волнения заглатывал, как удав.
— Вы не думайте, райнэ, снарядил я его знатно, сам в таких сапогах никогда не ходил, а ему купил. И денег почти коготь дал, из своих. Наш же мальчишка, и не злой, глупый ещё просто. И проклял не со зла, просто обиделся, а силы-то своей не знает! И мы его из деревни не со зла отослали, а только нельзя ему с людьми. Именно с того, что сила-то нечеловеческая. А куда делся — про то не ведаю. Должен был через Валенки идти, тётка у него там, я и письма ему дал, одно к тётке, другое к ЭТИМ… ой… — До Барэка вдруг дошло, что никем, кроме как только ЭТИМИ, его собеседники и быть не могут. Кто ещё мог выдернуть его из-под арбалетов, вылечить плечо и, самое главное — снять проклятье! — Райнэ… а сами-то вы?.. — он невольно сжался, бросил настороженный взгляд влево-вправо.