Золотой поезд
Шрифт:
Однажды ночью Мате вывели на кладбище и велели рыть себе могилу. Мате отказался. Его начали бить. Били долго, с тупой, бессмысленной жестокостью. И только тогда прекратили побои, когда показалось, что Мате перестал дышать. Его бросили в канаву и ушли. Мате умер бы, если бы его не подобрали и не выходили рабочие-китайцы. Поправившись, он вместе с ними ушел в тайгу к партизанам и не знал, что стало с Кедровым.
И вот этот человек перед ним!
Мате встал и быстро пошел к насыпи. Бородач подался вперед, крепко стискивая ручку лопаты. И вдруг, отбросив ее, шагнул навстречу Мате.
– Ты? Живой? Не призрак?
– Я, - кивнул Мате.
– Не призрак. Как и ты.
– Ну и живучий мы народ!
– Кедров крепко обнял Мате.
– Товарищи, - повернулся он к рабочим,-это венгерский коммунист.- И тихо сказал: - Тут все свои. Проверенные. Сам подобрал. Ну, рассказывай о себе - как ты, откуда?
– Потом, - остановил его Мате.
– Значит, дорогу чинят твои люди?
Кедров кивнул головой и усмехнулся.
– Чиним. Да только не торопимся. Нам-то спешить некуда. Ну, пока расчистим, пока… метров двадцать еще покалечим - на Мишку, конечно, спишем. Потом, помолясь богу, да не торопясь, чинить начнем. Колчаковская-то армия катится назад, как по маслу, а поезда к фронту не идут из-за нас. Ни подкреплений, ни боеприпасов.
– Да, - кивнул Мате, о чем-то думая.
– Да, так. Народ совсем свой?
– Совсем, - подтвердил Кедров.
– Хорошо. Сколько времени надо, чтобы починить путь?
– Ну, если возьмемся по-настоящему, значит, за полдня управимся.
– Так… Сегодня в 4 часа вечера будь здесь. Может быть, дорогу придется чинить быстро.
Кедров удивленно посмотрел на Мате.
– Да разве… - почти вскрикнул он.
Мате поднял руку, не то предупреждая о молчании, не то прощаясь, и быстро ушел.
Через два часа он уже был далеко в тайге, на дне густо заросшего кустарником оврага. Ильин, Марков и Лавров лежали в кустах. Мате передал свой разговор с Кедровым.
– Можно рассчитывать на его помощь.
– Это неплохо, - сказал Марков, грызя травинку.
– Ноя предлагаю другое. Золото нужно надежно закопать, а самим пробираться в глубь тайги, к партизанам. Когда же Колчак будет разбит, золото переправим в Москву.
Наступило молчание.
– Нет, - отрезал Мате, - Оставлять золото здесь нельзя. Ясно, что и бандиты, и колчаковцы обшарят каждый клочок тайги в этом районе.
– Я тоже так думаю, - кивнул Лавров.
– Значит, примем помощь рабочих, - заключил Ильин.- Надо предупредить наших.
Он пошел по дну оврага, вглядываясь в чащу кустарника, где сидели и лежали бойцы. Люди устали до крайности, но никто не смыкал глаз. Огромное напряжение владело всеми с той самой минуты, когда выяснилось, что о поезде стало известно по линии.
Неожиданно где-то вдали затрещали выстрелы. Застрочил ручной пулемет. Ему ответил «максим». Бойцы напряженно прислушивались.
– Спокойно, товарищи, - сказал Ильин.- Передайте по цепочке: не обнаруживать себя ни в коем случае.
Бой приближался: выстрелы трещали все громче. И вдруг стрельба стихла.
18
Бокмюллер и Андрей находились в разведке километрах в двух от оврага. Выстрелы раздались совсем рядом, на опушке леса. Разведчики залегли в кустах.
Когда все стихло, Бокмюллер, приказав Андрею оставаться на месте, неслышно пополз к опушке. Вернулся он нескоро.
– Это белогвардейцы из города, - зашептал он на ухо Андрею.
– Вышли искать бандитов. Они думают, золото захватил какой-то атаман Одноглазый. Хорошо запомни, что я тебе говорил.
Андрей удивленно поднял глаза.
– Слушай, сейчас все будешь понимать,- нетерпеливо продолжал австриец.
– На этот отряд напал тот самый Одноглазый. Он напал неожиданно и скрылся. У белогвардейцев есть раненые и убитые, Сейчас часть отряда пойдет обратно в город, понесет раненых, а другие пойдут дальше, туда, - Бокмюллер показал в сторону оврага.
– Я слышал разговор офицеров. Они будут искать долго. Им приказано не возвращаться в город без золота. Или хотя бы без «языка».
– Почему ты все это рассказываешь мне? Почему ты сам не расскажешь об этом Ильину или Маркову?
– испуганно спросил Андрей.
Франц положил руку ему на голову и ласково потрепал волосы.
– Потому, мальчик, - сказал он тихо, - что, кроме этих слов, ты передашь мой последний привет товарищам. Я больше не вернусь.
Андрей судорожно вцепился в руку австрийца.
– Франц Иванович, дядя Франц, не надо, - прошептал он, поняв, что хочет сделать Бокмюллер.
Тот осторожно высвободил руку.
– Я пойду к ним. Я обману их и задержу. Вы успеете спасти золото Советской республики. Ты скажешь товарищам: Франц Бокмюллер умер честным. Ты это скажешь товарищам, мой мальчик?
Андрей беззвучно плакал. Бокмюллер взял его за подбородок и поднял голову.
– Не надо, мальчик.
Он вынул из кармана старый бумажник и раскрыл его.
– Это моя карточка коммуниста. Отдай товарищу Мате. А это тебе, на память,- он протянул Андрею помятую и сильно потертую фотографию. На ней была снята семья. Бокмюллера - он сам, молодой, в белом крахмальном воротничке, красивая молодая женщина и двое мальчишек, удивительно похожих на отца.
– Фотографировались перед самой войной,- тихо сказал Франц.
– Они все считают меня убитым. Когда-нибудь ты напиши им про меня. Пусть знают, что их отец погиб не за Австро-Венгерскую монархию, а за красное знамя. Пусть они это знают. Сделаешь?
– Честное слово, - сквозь слезы ответил Андрей.
Бокмюллер порывиста обнял его и, круто повернувшись, пошел к поляне. Андрей знал, что он должен немедленно идти к своим и рассказать все. Но он не мог сейчас уйти. Он тихо прокрался за Бокмюллером и спрятался в кустарнике.