Золотой выкуп

Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич

— Убери руки, парень, некрасиво это как-то…

— Нет, бек-ака, позвольте, я ведь от души…

Намаз, чтобы избавиться от назойливых приставаний юного Джуракула, сел, убрав ноги под себя.

— Давайте лучше обсудим, как действовать дальше. Арсланкул-ака, отчего вы нос повесили? Выше, говорю, голову! Сегодня мы ускользнем от преследователей. Завтра, в крайнем случае послезавтра, мы освободим вашу жену и детей, вот увидите. Слушайте, какой у меня возник план. Нынче мы подадимся в Карачинские горы, на подступах к которым установлены два контрольных пункта. Они, конечно, предупреждены, что мы можем появиться на их территории, двое суток ждали нас в полной боевой готовности. Само собой,

люди устали, разуверились, что мы сунемся к ним, и сегодня уснут спокойненько. Этим мы и воспользуемся. Тихо проскочим между двумя постами и попадем в Даханисайское ущелье. Те места я хорошо знаю. Месяца два там скрывался, когда сбежали из «Приюта прокаженных». Как вам мой план?

— Годится, — коротко обронил Арсланкул, занятый своими мыслями.

— Однако же и голова у вас, бек-ака! — восторженно воскликнул Джуракул. — Мыслите широко и глубоко, не зря, видать, оценена ваша голова в сто тысяч таньга, верно я говорю, дядя?

— Дурак! — выругался Арсланкул, раздраженный несдержанностью племянника. — Чего ты все хвостом машешь, щенок?

— Ладно, не сердитесь, — сказал Намаз миролюбиво. — А теперь, друзья, пора вздремнуть. Время уже позднее. Ты, Нурбай, возьми Джуракула да пройдись в сторону Яккакайрагача, посмотри, что там делается. Будьте осторожны. Ничего не предпринимайте. Только разведайте и быстро возвращайтесь, хорошо? Вы, Арсланкул-ака, кажется, уже дремлете? Так ложитесь, поспите, я постою на часах.

— Э, какой сон может быть у человека, жене и детям которого грозит смерть?! Лучше отдохните сами. Третьи сутки уже в седле. Разве можно человеку так мучить себя?! Спите, бек, спокойно. Уж я охраню ваш покой.

Намаз вынул из хурджина позеленевший медный тазик, направился к могиле жены. Здесь, у подножия могильного холма, он лег, подложив перевернутый вверх дном тазик под голову. Эта посуда — не только единственная память, оставшаяся ему от любимой Насибы. Тазик этот обладает удивительным свойством: он улавливает звуки шагов, конский топот за три версты и предупреждает хозяина об опасности. Намаз всегда спит без опаски, коли подложил тазик под голову. Так привык. И он, этот тазик, не раз выручал его. Подтрунивающим над ним Намаз всегда говорил, что от тазика исходит запах волос жены, в нем она когда-то мыла их… Секрета никому не раскрывал. Но порой ему в самом деле казалось, что он явственно улавливает родной запах любимой Насибы…

Сон начал убаюкивать Намаза. Какая-то слабость разлилась по его телу, затуманила мозг. И чем больше он погружался в небытие, туман отступал, перед взором прояснялось, прояснялось и возникла… Насиба. Она была в белом одеянии. На руках младенец. Похудела, измождена до крайности… Вдруг Насиба распяла рот в немом крике: «Бегите, Намаз-ака, уходите! Вам грозит опасность, вас убьют!»

Вздрогнув, Намаз проснулся. Осторожно оглянулся по сторонам. Кругом царила тишина. Невдалеке, на возвышении, маячила темная фигура Арсланкула, верного стража. Успокоенный, Намаз опять опустил голову на медный тазик и крепко уснул. На сей раз уже без сновидений…

Арсланкул стоял невдалеке, маясь своими мыслями. «О создатель, все складывается, как я мечтал, — думал он. — Неужто ты сам способствуешь мне, своему ничтожному рабу? Уснул, кажется, наконец этот буйвол. Не спит, не ест, весь в заботах, и хоть бы что. Стрелять в него? Нельзя. Выстрел могут услышать. Всадить в грудь кинжал? Такого одним ударом не прикончишь! Вскочит и даже раненый из тебя кишки выпустит. Лучше всего, наверное, вначале оглушить его камнем, а после уже зарезать. Бог

ты мой, и камень наготове, будто сам создатель подкинул его сюда… именно на это место… Ноги дрожат, будь они прокляты… От волнения, наверное… Помоги, всевышний, поддержи мой дух, не дай расслабиться! Я ведь так долго ждал этой минуты, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, горя жаждой мести! Вот от чего я, наверное, дрожу — меня снедает огонь мести! Однако ты был храбр, Намаз, мужествен, доверчив и жалостлив… Если бы ты не бил, не унижал меня в свое время перед людьми, если бы не стоял преградой на моем пути — ты бы жил. Но пока ты жив — мне не стать беком, не разбогатеть. Потому ты не имеешь права жить, Намаз. Ты обязан умереть. Обязан, понимаешь, обязан! Вот, слава создателю, и сила ко мне вернулась, и дрожь прошла, и мысли стали ясные, четкие. Пора. Аминь, аллаху акбар!»

Застывший изваянием на возвышении Арсланкул поднял валявшийся под ногами большой пудовый камень, бесшумными кошачьими шагами прокрался к изголовью Намаза. Его опять заколотило. Страх, нерешительность сковывали все его члены. Поэтому, наверное, камень попал не в голову Намаза, куда целился Арсланкул, а в грудь. Намаз, непонятно как, тотчас вскочил на ноги. Но сразу же упал, словно кто-то выбил у него землю из-под ног. Через секунду, однако, он опять начал медленно подниматься, опираясь на обе руки. Тогда Арсланкул в ужасе выхватил револьвер и вне себя стал выпускать ему в затылок пулю за пулей. Намаз распластался на земле и замер.

«Все, Намаз мертв, Намаза нет! — било, сверкало в мозгу Арсланкула. — Слава аллаху, он мертв! Теперь надо снять его голову. Не привезя ее, я не получу ни бекства, ни золота! Но, боже, почему я не могу даже шевельнуться, дрожу весь, руки-ноги не слушаются? Боюсь я его, что ли, он ведь мертв, мертв, мертв!..»

Арсланкул вынул из ножен кинжал, подаренный ему самим Намазом, но не мог сделать ни шага. Казалось, он окаменел. Без нужды не вынимай кинжал из ножен, а коль вынул — отбрось все сомнения, говорил Намаз, когда дарил этот кинжал. Нет, он, Арсланкул, сомневаться не станет. Он доведет дело до конца…

При свете неожиданно выглянувшей луны зловеще и безжалостно сверкнул стальной клинок…

ЭПИЛОГ

В ту ночь группа Назарматвея не ушла далеко от Кызбулака. Назармат считал, что Намаз зря отослал его от себя. «Трое суток уже, как никто не смыкал глаз, — рассуждал он. — Их осталось мало — они могут не выдержать усталости и уснуть. И тогда господину Сокольскому ничего не стоит настигнуть их. Но и ослушаться приказа я не имею права…»

Едва скрывшись от глаз Намаза за ближайшим холмом, Назарматвей натянул поводья.

— Объявляю привал, — сказал он. — Будем тихо полеживать здесь и чутко прислушиваться.

— Значит, не уходим? — обрадовались Хайитбай с Тухташем, которые были одного мнения с Назарматом.

— Уйдем, когда убедимся, что Намаз в безопасности, — ответил Назарматвей.

— Верно, непростительную глупость совершим, если уйдем, — согласился Хайитбай. Спешившись, они уложили девочек спать, а сами забрались на вершину холма, где и решили коротать ночь.

Они говорили о всякой всячине, строили планы, как доедут до Коканда, чем там займутся…

Ночную тишину вдруг разорвал грохот выстрелов, донесшийся со стороны Кызбулака.

— По коням! — скомандовал встревоженный Назармат. — Там что-то случилось!

Приближаясь к Кызбулаку, они заметили всадника, пулей унесшегося в противоположную сторону, но сочли ненужным пускаться в погоню, не выяснив, что произошло. Когда же они увидели, что сталось с Намазом, догнать убийцу было уже просто невозможно.