Золоту – жизнь, человеку – смерть
Шрифт:
– Это ты геройски тушил склад?
– Он! Он!
– Пошли. Такой, как он, не пойдет позориться на пепелище.
Только они ушли, я за мешок и в лес, положил его в дупло старой сосны. Если бы не вы и по сегодняшний день оно бы там лежало. Все годное, боевое. В руках мастера оживет, заблестит, как новенькое.
Подошло еще несколько человек и начали работу: кто чистил, кто смазывал. Не прошло и часа, как новенькие пистолеты лежали на столе.
– Спасибо, Палыч, за оружие, но ты говорил и патроны есть.
Палыч идет к печке, наклоняется и вытаскивает из-под печки корыто.
– Вот вам и патроны, – снимает с корыта одеяло, а оно полное, со сверкающими на солнце желтыми патронами.
– Ты, Палыч, даешь! – этими патронами можно целый наш город вооружить, а не только батюшку-царя освободить.
– Старались по вашей просьбе, господин майор.
– Здесь Леня, а не майор. Запомни, Палыч. И на улице не тявкни, чего доброго доведешь меня до виселицы.
Разделили патроны по кучкам и стали по одному расходиться.
– Леонид, ты не уходи, хочу кое-что спросить.
– Спрашивай, здесь все свои.
– Свои не свои, а ты мне нужен, не они. Уходя, закрывайте двери, на улице уже холодно.
– Говори, Палыч, быстрее, с таким грузом нужно быстрее уходить.
– Может, это зря вы затеяли.
– О чем ты, Палыч, не тяни, говори!
– Вчера у лавочника были ваши, когда они вышли, пошел следом за ними. Много говорили об Екатеринбурге, значит там совершится самое главное, а не здесь. Ты поверь, Леня, может, их уже отвезли в Екатеринбург, а ты зря здесь топчешься.
– Спасибо, Палыч! Не от тебя первого слышу, значит, правда. Попроси нашего «золотого», пусть пригласит их на званный ужин и хорошо угостит. А ты снова подслушай. Скажи «золотому» пусть девушек из наших к ним пригласит. Может клюнут.
– Мы уже с «золотым» договорились, сегодня у них вечеринка.
«Золотым» звали рыжего капитана из полицейского управления, он один из всех полицейских Тобольска пользовался доверием комиссара и командира, охранявших заключенных.
Первым пришел комиссар караульного отряда Панкратов. Он недавно вернулся от Голощекина, который заслушал его отчет о пребывании царской семьи в Тобольске. Голощекин выступил перед членами президиума Уральского облисполкома с просьбой перевести царскую семью в Екатеринбург.
– Мы не контролируем ситуацию в Тобольске, ныне правит там епископ Гермоген, он бьет во все колокола о спасении православной России во главе заключенного там Николая II.
По данным нашей разведки, там сформировано несколько отрядов по освобождению царя. Пока они действуют врозь, но стоит им объединиться, и мы не сможем им помешать сделать свое грязное дело.
Нужно в ближайшие дни подготовить документ – постановление о переводе семьи из Тобольска в Екатеринбург. Провести новые выборы в Совет, поставить там своих надежных людей.
– Сегодня у «золотого» вечеринка. Вас, Катю, Варю и Надю тоже приглашали.
– Нас уже «золотой» известил. Но думаю, это пустая затея.
– Почему Валя?
– Вчера я был в караульном отделении, там возвели второй забор и усилили охрану. Ни один из солдат караульного отделения не ответил на мои вопросы. Они молчат, как будто воды в рот набрали. Через каждые два часа командир приходит, проверяет все ли на месте. Нам, девушкам, запрещают заходить к ребятам.
Ты умница, Валя, постарайся чем-нибудь их одурачить. Напои, подурачься с ними, а потом невзначай спроси.
– Позавчера Варя была в караульном отделении и в казарме, принесла им водку, закуску, продавала недорого. Немного выпили и отказались. Комиссар сказал, если напьются, голову снимет.
– Вечером они будут не в карауле, а на гулянке, постарайтесь.
За столом сидел Панкратов в окружении девушек. Валя играла на гитаре и пела с Катей песни. Надя кокетничала с офицерами. Начал играть громофон, Валя положила на кровать гитару и пошла танцевать.
После каждого танца Надя подносила танцующей паре выпить. За столом начались оживленные беседы. Все жаловались, что не выдают жалованья, надолго затянулась война, скорей бы увезли бы отсюда, надоело здесь торчать, пора домой.
– Не отправят быстро царскую семью. Царевич приболел, и отправка затянется надолго, – говорили другие.
– Он часто болеет, и ждать его выздоровления не будут. Нас гоняли в Сибирь больных, хромых и калек, так и их повезут. Пусть пешком идут, как я шел в десятом году. Босой, голодный, холодный, отмахал от Урала почти тысячу верст, – зло проговорил анархист Хлыков.
– Не хныч, Хлыков, ты свое отколесил, теперь очередь Николашки, тебя гнали пешком по семьдесят верст в день, а его повезут в Екатеринбург, как порядочную сволочь. Может, Хлыков, дашь мне своих головорезов, я с ними быстро Николашку отправлю на тот свет. Он нас гнал в Сибирь, убивал, топил в болотах без суда и следствия за то, что мы лучшей жизни требовали. Он нас голодом морил, а ему здесь подают первое, второе и еще подносят выпивку.
– Это неправда, несколько дней тому назад я видел, как царица сама стирала, значит, прислугу убрали.
– Что б царица стирала, я этому не поверю, – сказал поручик. – Это все сказки, выдумки.
– А ты сходи, посмотри.
– Посмотрел бы, если бы мне разрешили посмотреть. Мое дело охранять улицу, чтоб на улице меньше незнакомых людей шаталось, а их шатается с каждым днем больше и больше.
– Это люди Гермогена, он во все горло кричит, что мы держим зря Николашку за решеткой, он снова взойдет на престол.
– Взойдет ли царь на престол, а вот бунт и резня в городе могут произойти.
Полупьяный Панкратов встал из-за стола, взял Валю под руку и пошел танцевать. После танца они пошли в раздевалку, взяли пальто и вышли на улицу.
На улице он шел ровным спокойным шагом, шутил и смеялся, много рассказывал смешных историй.
– Почему вы ушли, могли бы посидеть, погулять.
– Не люблю такую компанию, когда люди много пьют, у них не закрываются рты.
– Но я тебе ничего плохого не сказала, а ты на меня сердишься.