Золотые Антилы
Шрифт:
Не менее жалкая судьба ожидала «Юникорн», на борту которого находился больной Патерсон. На нем не хватало опытных моряков, зато в трюмы набилось 250 беженцев. «Юникорн» попал в шторм, сорвавший грот- и бизань-мачты и превративший судно в простое корыто. Соорудив временную оснастку и поставив к помпам всех, способных держаться на ногах, команда сумела довести «Юникорн» до Кубы. Там Бенджамин Спенс, человек, утверждавший, что владеет шестью языками, сошел на берег для переговоров с испанцами, а других тем временем отправили на поиски свежей воды, чтобы заменить ту кислую зеленую слизь, что оставалась в бочках на «Юникорне». Но испанцы тотчас обстреляли шотландцев, и тем пришлось отступить, оставив Спенса в руках испанцев. Пожалуй, этот еврей мог считать себя счастливчиком. Его отправили в сравнительно безопасную испанскую тюрьму, в то время как несчастным пассажирам «Юникорна» еще предстояло кошмарное плавание на север. Ко времени, когда они встретились с «Каледонией» в Нью-Йорке, 150 человек
Третий большой корабль первого флота, «Сент-Эндрю», даже не попытался добраться до Нью-Йорка. Под командой ошалевшего Пенникука — тот сильно пил — он взял курс на Ямайку, в надежде то ли получить помощь, то ли починить судно и заняться буканьерством. Сто сорок человек, в том числе и Пенникук, умерли в пути. Ко времени, когда «Сент-Эндрю» достиг берегов Ямайки, это был корабль смерти, несущий на борту взбунтовавшихся моряков, истощенных беженцев и растерянных армейских офицеров, которых заставили принять командование после смерти всех флотских. «Сент-Эндрю» так и остался гнить на якоре у берега. Прокламации англичан против шотландской колонии в Дарьене не позволили жителям Ямайки помочь беженцам. Даже официальный агент компании на Ямайке отказался посетить корабль. Ночами люди с «Сент-Энрю» дезертировали один за другим. Они перебирались через борт и плыли к берегу, чтобы продаться в кабалу ямайским плантаторам. То был горький конец для волонтеров, мечтавших о пятидесяти акрах плодородной земли и построенных за счет компании домах в Каледонии.
Так пустое сердце Антил, обманчиво ласковое Карибское море, завершило разгром, начатый зелеными холмами и болотами Каледонии. Из всего первого флота с Антил выбрались только «Каледония» и «Юникорн». За недостатком команды «Юникорн» пришлось оставить в Нью-Йорке, и домой вернулась одна «Каледония», доставив обратно менее трехсот из первоначальных двенадцати сотен колонистов. «Сент-Эндрю», «Эндевор» и «Дельфин» остались на Карибах. Их судьбу разделили посланные на помощь корабли «Олив бранч» и «Хоупфул биннин». Они, правда, без происшествий добрались до Каледонии и узнали от измученных людей, случайно оставшихся на берегу, об ужасных обстоятельствах, заставивших покинуть колонию, но далее их преследовали неудачи. Еще продолжался спор, следует ли кораблям остаться здесь, когда «Олив бранч» загорелся. Корабельный бондарь в поисках бренди спустился в трюм с зажженной свечой и поджег и себя, и судно. На следующий день от корабля остался лишь обгорелый остов. Пропал и весь груз припасов. У капитана «Хоупфул биннин» не осталось иного выбора, как уйти, спустив на берег крошечную партию добровольцев, согласившихся дождаться подхода второго флота. Он тоже поплыл к Ямайке, где многие из трехсот его колонистов растворились в населении старшей колонии.
Начало бесконечной серии катастроф, постигших шотландцев, положило, в сущности, фундаментальное заблуждение директоров компании относительно географии Центральной Америки. Но теперь их преследовала не только собственная некомпетентность, но и просто невезение. По одному из самых несчастливых совпадений в истории Шотландии, выход в море второго флота меньше чем на две недели опередил поступление депеш, поведавших эдинбургским директорам о гибели колонии и ужасных условиях жизни на перешейке. Шотландцам просто не повезло, что директора узнали правду после, а не до отплытия второго флота.
Как ни странно, хроническая неэффективность правления едва не спасла дело. Надеялись, что второй флот доставит на Дарьен подкрепления к началу лета, когда Каледония наиболее нуждалась в новых поселенцах и дополнительном снаряжении. Но директора «комитета по снабжению» так долго снаряжали новые корабли (в том числе «Райзинг сан», прибывший из Амстердама, где его осмотрел русский царь), что второй флот был готов лишь к середине августа. К тому времени Каледония уже два месяца как была покинута, и вести о катастрофе, подобно чернильным пятнам на бумаге, просачивались на родину. В самом деле, слухи об эвакуации Каледонии через Ямайку дошли до Лондона раньше, чем отбыл второй флот. Но слухи эти были смутными и бездоказательными, и шотландские директора, хотя и обеспокоенные шепотками, не дали себя запугать. С типичной для них подозрительностью они унюхали английский заговор против Каледонии и продолжали неспешные сборы, подкрепляясь щедрыми порциями кларета на заседаниях комитетов, готовя четыре корабля и 1300 человек на помощь каледонцам.
И снова компании без труда удалось навербовать колонистов. К ядру, состоявшему из тех, кому не хватило мест в первом флоте, добавили уволенных в отставку ветеранов, волонтеров-дворян, сотню женщин (в основном жен тех, кто, как им хотелось думать, с нетерпением ждал их на Антилах) и безымянную орду людей, которых в списках именовали «торговцами, земледельцами и прочими». Многие из этого скромного народа рады были покинуть Шотландию, где новое непогожее лето предвещало вереницу неурожаев и голодных зим. Кто-то
К середине августа экспедиция была готова и 18-го числа наконец отчалила. К тому времени, по странному капризу судьбы, погода обратилась против них, и кораблям пришлось укрыться за островом Бат, вполне в пределах досягаемости посыльных судов дирекции. Сложилось странная ситуация, ведь пока второй флот еще стоял на якоре, дожидаясь улучшения погоды, вести о катастрофе на Дарьене приближались к Шотландии. 21 сентября, после месячного ожидания, возрастающий объем слухов настолько встревожил правление, что директора послали на корабли сообщение, уведомляя их о положении дел. Но на следующий день, прежде чем посланец добрался до флота, погода улучшилась, и флот немедля вышел в море. Только через двенадцать дней после этого директора точно узнали, что Каледония покинута. Но тогда было слишком поздно предупреждать второй флот, устремившийся к опустевшим плантациям.
Жестокий удар — вид покинутой и зарастающей колонии — с самого начала подорвал силы экспедиции, добравшейся до Золотого острова. Будь колонисты заранее предупреждены, они могли бы сойти на берег в решимости продолжить то, что не удалось их предшественникам. Но сложилось так, что они рассчитывали помогать, а не быть пионерами, и зрелище рассыпающихся хижин и задушенных сорняками-полей мгновенно потушило их энтузиазм. Не прошло и нескольких часов, как несколько колонистов уже потребовали, чтобы флот развернулся и направился к безопасным местам, тем более что инвентаризация корабельного груза выявила недостаток съестных припасов. Однако новый совет, хотя и был столь же слаб и некомпетентен, как прежний, проголосовал за то, чтобы экспедиция задержалась хотя бы на время, нужное, чтобы разобраться в ситуации.
Вторая высадка оказалась разительно непохожей на первую. Никто во втором флоте не нашел оснований восхищаться видами или восторженно описывать огромный потенциал Каледонии. Высадка проходила в мрачных размышлениях о том, много ли у них шансов выжить. В подобном настроении мало кто рвался приняться за работу по расчистке заросших полей и починке обветшавших укреплений форта Сент-Эндрю. Они ворчали, пили и предпочитали растаскивать продовольствие со складов колонии, вместо того чтобы попытаться самим вырастить для себя пропитание. Через три недели появились первые дезертиры — десять человек украли гребную шлюпку и попытались добраться до Пуэрто-Бельо; совет вынужден был повесить плотника, обвиненного (может быть, ложно) в распространении среди колонистов мятежных настроений. Дневной паек составлял полфунта мяса и полфунта хлеба на человека, и неудивительно, что такая диета подрывала дух колонистов, уже страдавших от жары и лихорадки. К Новому году их мотыги и заступы использовались не столько для возделки полей, сколько для рытья могил. Моряки со стоявших на якоре кораблей уже не трудились доставлять умерших на берег для похорон, а просто сбрасывали трупы в бухту. Разногласия в совете, по обыкновению, делали его бессильным. О твердом руководстве и речи не было. Один из советников, попавший на этот пост за заслуги в скупке акций компании, умудрился сбежать в Англию на одном из проходивших мимо кораблей. Его коллеги додумались единственно до того, чтобы в срочном порядке отправить на Ямайку всех женщин и детей и половину мужчин с тем, чтобы сберечь съестные припасы и позволить оставшимся колонистам подготовить почву к их возвращению. Эвакуируемых собрали на борт двух судов, но северный ветер, проклятье «великолепной гавани», поднял в проливе за Золотым островом такое волнение, что корабли не решались отчалить. Им пришлось праздно болтаться на якоре, а эвакуируемые тем временем страдали от голода и давки.
Апатия шотландцев заразила даже куна. Индейцы с недоумением и грустью наблюдали уход первых колонистов, продававших им выпивку, и вполне понятно, что куна засомневались в твердой решимости шотландцев вместе с ними сражаться с их старыми врагами испанцами. Теперь, когда офицеры второго флота выбрались навестить куна, они обнаружили, что в длинных домах ходят слухи о готовящемся вторжении испанских сил, намеренных изгнать каледонцев и обосноваться в материковой части Центральной Америки.
Фактически разведка куна была необыкновенно точна. Испанские власти с радостью узнали от капитанов плававших вдоль побережья судов об уходе шотландцев с Дарьена. Но едва испанцы вообразили, что угроза рассосалась сама собой, как услышали, что чужаки вернулись с новыми силами. Испанские власти пришли к выводу: только крупномасштабная карательная экспедиция убедит шотландцев, что испанцы считают Дарьен своей собственностью и не потерпят там чужих поселений. И вот, в обычном тумане затяжной переписки, испанцы сдули пыль со старых планов военной экспедиции для вытеснения шотландцев из Каледонии. Только на сей раз у них было двойное преимущество: командующий, который знал свое дело, и опыт, приобретенный в первых неудачных выступлениях против Каледонии.