Золотые бархатцы
Шрифт:
Мы входим через парадные двери в главный жилой корпус. Просторное фойе встречает нас натёртыми до блеска полами. Куда ни глянешь - множество маленьких кожаных диванчиков. Вдоль стен идет железный поручень.
– Направо - лифты, налево - столовая.
Бросив беглый взгляд в сторону, откуда доносится божественный аромат яблочного пирога с корицей и чего-то неизвестного мне, но крайне аппетитного, следую за своей проводницей к лифту. Лифтов много, шесть или семь штук. У одного из них стоит пожилая женщина с палочкой. Под руку её держит молодая медсестра. Далее - ещё одна пара: старичок в светлой кепочке
– Порой мне кажется, что наша главная работа - это развесить уши и лишь изредка кивать головой. Нас надо было назвать не сиделками, а "слушалками".
– Я смотрю, здесь у каждого чуть ли не персональная "слушалка".
– Да, тут работает всего около трехсот человек на сто пятьдесят постояльцев, не считая персонала больницы. Так, чтобы дефицита во внимании ни один из уважаемых гостей, как их называет директор, не испытывал.
Тем временем перед нами открываются двери лифта. Внутри стоит высокий сутулый старец в синей фуражке. Лаковый козырёк отсвечивает золотыми завитками канители.
– Какой вам этаж, о, прекрасные леди?
– почтительно осведомляется он.
– Пятый, пожалуйста. Как вы поживаете?
– отвечает Света.
– Ноги не ходят, руки не носят, зато сердце пылает огнём, - на распев отвечает нам лифтёр.
Многозначительный взгляд Светы, обращенный на меня, выражает одно: "Вот видишь, я же говорила".
Одаривая нас безупречной улыбкой вставных челюстей, старичок продолжает:
– А у нас новенькая? Что-то не припомню.
– Да, зовут Вита.
– Ох, какое имя красивое, - старичок цокает языком и снимает в поклоне фуражку, - Будем знакомы. Сильвестр Андреевич.
– Очень приятно, - успеваю вставить я, и нас прерывает звонок, оповещающий, что мы на нужном этаже. Двери открываются.
– Всего хорошего.
– И вам не хворать.
Когда лифт уносится вниз, спрашиваю:
– А это кто?
– Ещё одна выдумка Льва Александровича. Каждый постоялец может на часок одеть кепочку лифтера и развозить людей по этажам. Порой ждёшь лифт по пятнадцать минут, когда особо разговорчивый лифтер зацепится языком за товарища-болтуна.
– И что? Много желающих?
– Конечно, они там чуть ли не дерутся. Хорошо, придумали в очередь записываться. Да, - Света вскидывает указательный палец вверх, как будто хочет сказать что-то очень важное.
– Сиделка - это еще и личный секретарь. Она должна всё записывать, всё помнить - когда процедуры, когда игра в домино, а когда и причуда под названием " я - лифтёр".
Мы идём по ярко освещенному коридору. Некоторые двери открыты, и оттуда доносятся звуки работающих пылесосов.
– На втором этаже у нас актовый зал, на третьем - комнаты отдыха и досуга, - между делом рассказывает Света.
– На четвертом и пятом - жилые номера.
– А куда мы идём?
– К непосредственному объекту твоей работы.
Ох! Меня сейчас познакомят с моим или моей подопечной. Интересно, это такой же милый старичок, как самоназначенный лифтер, или, может быть, бабушка-одуванчик?
–
– Ей 75 лет. Раньше работала учительницей. Очень начитанная, интересная женщина. Я думаю, вы поладите.
Мы останавливаемся у двери с номером восемьдесят девять. Стучим и заходим внутрь.
Замка на двери нет.
– Лидия Михайловна. Это мы, - бодрым голосом кричит Света.
– Можешь не кричать, я уже надела этот чёртов слуховой аппарат и прекрасно тебя слышу, - раздаётся скрипучий старческий голос.
У кровати стоит худенькая женщина в возрасте. Не бабушка, а именно пожилая женщина. Глядя, как она прямо держит спину, я невольно свожу лопатки и вытягиваю шею.
Она одета в лимонный комплект из поло и легких брюк. Её тронутые сединой волосы, ещё не полностью белые, убраны тонким ободком. Загорелое лицо покрыто морщинами: гусиные лапки, идущие от глаз к вискам, придают взгляду хитроватое выражение, отпечатками горечи пролегли глубокие носогубные морщины.
– Это Вита, ваша новая сиделка, - представляет меня Света.
– Добрый день. Очень приятно, - сразу отзываюсь я.
– Здравствуйте, Вита, - хмыкает моя новая знакомая, - "Вита" означает жизнь. И как ваша жизнь, Вита?
– Всё хорошо. Не хвораю, - неуместно шучу я.
По округлившимся глазам Светы понимаю, что открыла ящик Пандоры.
– Ох, Светочка, а меня замучили уже эти болячки. Помирать пора, - обреченно вздыхает пожилая женщина.
– Ну, Лидия Михайловна, что вы такое говорите! Вы у нас ещё всем фору дадите.
– Врач этот... окулист... сказал, что катаракта увеличилась. Скоро совсем ослепну, - жалобно стонет Лидия Михайловна, - даже газетки не прочесть.
– А мы вам на что? - Света наливает в стакан воду из кувшина на столе.
– Мы вам и почитаем, что хотите, - убаюкивает Света и протягивает стакан.
– Вот половинка Резерпина и Квинакс.
Лидия Михайловна послушно выпивает лекарства.
– Только и осталось, что таблетки глотать, - печально бормочет она.
Рассеянно слушая, как они продолжают разговор о лекарствах, окидываю взглядом комнату. Большая, светлая, с нежно-зелеными обоями. У стены стоит кровать, застеленная велюровым одеялом, на стене - плазменный телевизор. Большое окно обрамлено тяжёлыми темно-зелеными гардинами с тиснёным узором. Замечаю картину. Это пейзаж акварелью: высокие сосны, впивающиеся своими верхушками в розовые облака. В целом, комната больше напоминает номер какого-нибудь дорогого отеля: всё красиво, чисто, со вкусом. Ловлю себя на мысли, что моя квартирка выглядит куда хуже.
Вот будет у тебя артрит с артрозом, да катаракта со склерозом, может, и будешь так жить, - сама пресекаю зависть, показавшую нос из тёмных закоулков души.
Голос Светы резко вырывает меня из собственных раздумий:
– Давление у вас в норме,- она убирает в стол тонометр, - хоть стометровку беги.
– Скажешь тоже, - с недоверием хмыкает Лидия Михайловна, но потом улыбается.
– У нас сегодня бассейн в полпятого. Пора собираться. Вита, хватай вон ту сумку, - командует Света, указывая на спортивную сумку, по-видимому, с купальными принадлежностями. А сама берёт под руку Лидию Михайловну, и мы втроем чинно покидаем комнату.