Золотые пески Шейсары. Трилогия
Шрифт:
Девушка дернулась, зажмурившись от ужаса. И обмякла.
Его Иллиана…
Его Рубин, чьи безупречные грани только что треснули от тихого стона боли.
Она не кричала. Сжала зубы, выгнувшись всем телом.
Торриен услышал. И почувствовал. Как будто это была его боль.
Бочка с порохом разлетелась к демонам ночи.
Торриен закрыл глаза, чувствуя, как ребра изнутри корежит, как выворачивает внутренности, сжимает легкие и сердце, словно выдавливая из них кровь.
Неправильная,
Но, когда он открыл глаза, все же взвыв от нестерпимого жжения внутри, и дернул связанные магическими цепями руки, неожиданно зачарованные звенья треснули. Они посыпались на каменный пол с высоким звуком, напоминающим обиженный визг. Звуком, который стал для Торриена лучшей музыкой.
На глаза упала кровавая пелена. Розоватой дымкой она застилала все вокруг, вспыхивала пламенем, погружая царевича в какую-то неконтролируемую ярость на грани лихорадки. Ему казалось, что сам пол вокруг него горел в этом алом огне.
Саримарх отшатнулся, ошеломленно глядя на освободившегося царевича. Его слуги и слуги Дарьеша последовали этому примеру.
Торриен не понимал, что происходит. Не глядел на них. Он быстро двинулся вперед, к алтарю, на котором тихо стонала его Иллиана, по щекам которой текли слезы. Его слезы. Те самые, которые он чувствовал, но никогда не ощущал на своем лице.
Как только он оказался около алтаря, жрецы с окровавленными губами мгновенно отползли на несколько метров назад, склонив головы. Они тоже боялись. Кланялись ему, как будто перед ними царь.
А Торриен не задумывался, почему это происходит. Он смотрел лишь на Иллиану. Поднял ее на руки, вглядываясь в закрытые глаза, в побледневшее губы и нездорово горящие щеки.
– Иллиана, – тихо позвал он хриплым сломленным голосом. – Ты держись, я тебя вытащу.
– Тор… – всхлипнула девушка, будто лишь сейчас узнавая его. – Тор…
И уткнулась лицом в его грудь.
Царевич резко развернулся и быстро зашагал прочь из зала, только-только начиная осознавать, что весь зал стоит согнувшись пополам и склонив головы.
Не было времени разбираться, но кроваво-розовая пелена перед глазами вдруг стала спадать. Иллиана жива, и он знал, как ее спасти. А значит, все будет хорошо. Нужно лишь поторопиться.
Вот только какого гессайлаха здесь происходит?
Последний вопрос он, кажется, задал вслух. Но ответа не потребовалось, потому что он вдруг осознал.
То, что он видел мир в розовом свете, не было кровавой пеленой. То была стена огня, которая вспыхнула вокруг него непроходимым щитом, пропустившим лишь его Иллиану.
И это оказалось не простое пламя…
– Рубиновый огонь царей, – выдохнул Саримарх, стоя на коленях и глядя на Торриена широко распахнутыми глазами, полными религиозного восторга. – В этот священный день благословение Иль-Хайят вернулось в клан Эннариш!
Торриен сжал челюсти. Желание убить жреца было слишком велико, но сейчас ему было не до него.
А потому он молча зашагал к выходу из зала. И, проходя мимо казиса, не глядя бросил, практически выплюнув:
– Передай Дарьешу, что с этого дня я – первый наследник Аджансара Кровавого полумесяца. Трон отныне мой.
И вышел прочь.
Быстрые шаги по коридору глухо отскакивали от стен, отдавались в ушах. Его никто не остановил, но он и не думал, что найдется хоть один осмелившийся на подобное. Каждый присутствующий в зале чувствовал, что один неверный шаг – и начнутся смерти.
Потому что одна жизнь, самая главная для Золотого змея, только что чуть не оборвалась.
Иллиана лежала у него на руках, едва дыша. Торриен практически на себе чувствовал, как в ее венах движется яд. Он ощущал его вместе с мерзким запахом других мужчин, которые не только желали его женщину, но и чуть не убили.
Пятеро жрецов не слишком старались сохранить Иллиане жизнь. Они знали, что перед ними вероятная убийца царя, а потому им предстояло лишь сделать свое дело и уйти, бросив девушку на алтаре на волю богини. Их эмоции не были настроены на любовь и страсть, только на животное желание, вызванное обнаженным телом. В таких ситуациях мираи никогда не кусают своих любовниц. Потому что их жизнь после этого, скорее всего, оборвется.
Укус – это выражение высшей страсти, когда доверие к партнеру становится максимально глубоким. Женщина уже знает наверняка: ее возлюбленный неспособен ее отравить. А мирай абсолютно уверен, что больше не представляет угрозы.
В ситуации с Иллианой, понятное дело, не было ничего похожего. Однако жрецы все же хотели ее. И как бы это ни бесило царевича, он был рад их отвратительной похоти. Потому что в обратном случае, когда яд пятерых мираев даже частично не начал бы трансформироваться, от такого количества отравы Иллиана умерла бы мгновенно.
Сейчас Торриен надеялся лишь на чудо. На случайную мысль, которая неожиданно пришла ему в голову.
Мираи в среднем живут по полторы сотни лет. Это почти в два раза дольше, чем люди. Однако человеческие женщины, которые не погибли при родах и которые живут в любви со своими мираями, тоже приобретают долголетие. Именно благодаря яду своих мужей.
Долгие годы секрет этого вещества пытались изучать их медики и химики. Но так ничего конкретного и не обнаружили. Лишь одно оставалось незыблемым: яд, выделяющийся в момент высшего желания, был способен оздоравливать организм женщины.
Поэтому, как только царевич добрался до покоев, он аккуратно уложил обнаженную девушку на постель и, захлопнув дверь, на вытянутых руках навис над ней.
Он тяжело дышал. Боялся. У Иллианы была бледная кожа, под глазами залегли круги, а губы пересохли. Ее тело безуспешно боролось, но проигрывало.