Золотые яблоки

Московкин Виктор Флегонтович

Дерябин как-то по-петушиному склонил голову набок и задумался. Упоминание о Коробове дало толчок иной мысли, более трезвой. Но все же он сказал:

— Любое ценное начинание можно высмеять. Было бы желание.

Они шли больше часу. Все тот же кустарник по краям, все та же чавкающая грязь под ногами.

— Чертова дорога, когда она кончится, — сказал Шаров, перекидывая рюкзак с плеча на плечо.

Дерябин ничего не ответил, все так же грузно шагал впереди, смотрел под ноги.

— С тех пор я стал подальше

держаться от тебя, — продолжал Шаров. — И сейчас меня не интересует, на чем ты споткнулся. Я предполагал, что ты когда-то споткнешься. Не думай только, будто говорю все это, воспользовавшись твоей бедой. Просто раньше невозможно было тебе ничего сказать — не слушал.

— О какой беде ты говоришь? — Дерябин повернулся к нему, потное лицо было возбуждено. — Вины своей я не чувствую. И беды не чувствую.

Шаров с сомнением посмотрел на него.

Потом до самого села не проронили ни слова.

Возле чайной, новенького каменного здания с большими, без переплетов окнами, стояли два самосвала, груженные щебенкой. Направлялись они в сторону города. Сзади них приютился на обочине разбитый, забрызганный грязью газик с выгоревшим брезентовым верхом. Шофера в машине не было. Подумав, что он, должно быть, обедает, вошли в чайную.

За одним из столиков, у окна, сидели трое — плотный мужчина с коротко остриженными волосами, в белом халате и двое в засаленных куртках, в кирзовых сапогах. В другом углу обедал парень лет двадцати, с тонким нервным лицом. Дерябин подсел к нему, решив, что это шофер газика, Шаров пошел к буфетной стойке.

Те трое негромко переругивались. Дерябину трудно было понять суть спора, но он слышал, о чем они говорят.

— Разница в том и есть, — разъяснял человеку в белом халате один из них. — Если я по пути захвачу пассажира, то возьму с него меньше, чем в автобусе. А тебе дадут двадцать килограммов мяса на сто порций, ты пять украдешь, а оставшиеся разделишь опять же на сто порций и цену возьмешь полную…

— Сильно кроет, — одобрительно заметил парень, подмигивая Дерябину. — Шоферская бражка, палец в рот не клади.

— Ты куда направляешься? — спросил Дерябин.

Парень оценивающе оглядел его и сообщил:

— Никуда. Обедать приехал.

— Может, подбросишь нас?

— Что ж не подбросить, — легко согласился парень. — Были бы тити-мити.

— Деньги, что ли?

— Можно и деньги, можно и тити-мити. Не все одно?

— Я ведь не сказал, — спохватился Дерябин. — Далеко ехать. Пожалуй, с ночлегом.

— Какая разница. Были бы тити-мити.

Дерябин подозрительно оглядел его: не дурачок ли какой. Но лицо у парня было куда умное, глаза с хитрецой.

— Просит тити-мити, — сказал он подошедшему с подносом Шарову.

— Сколько? — деловито осведомился тот.

Дерябин невесело усмехнулся: может, и в самом деле он страдает житейской неподготовленностью. Шаров-то с первого слова понял, чего добивается шофер, а он выспрашивал, соображал и все равно не был уверен, что тити-мити — те же деньги.

— Дороже, чем на

такси, не возьму, — сказал шофер.

Шаров даже поперхнулся.

— Да ты не парень, а золото, — похвалил он. — Звать-то тебя как?

— Я это не люблю: смешочки и разное там… — предупредил парень. — Не хотите ехать — не надо, другие найдутся.

— Хорошо, хорошо, — остановил его Дерябин. — Хотим ехать… Спросили имя, а ты вскинулся.

— Зовусь я Васей, — смягченно сообщил шофер.

Как подошли к машине, Дерябин привычно распахнул переднюю дверцу, грузно взобрался на сиденье, которое крякнуло под ним. Шаров с рюкзаком устроился сзади.

— Трогай, Вася, — ласково сказал Шаров, — Нам еще ехать и ехать.

Вася тронул. Газик сорвался с места и задребезжал, запрыгал пол под ногами. Стрелка спидометра полезла к восьмидесяти.

— Кому принадлежит этот прекрасный автомобиль? — добродушно спросил Шаров.

— Председателю, — коротко ответил Вася.

Шаров все приглядывался к нему, потом спросил:

— Ты, Вася, случаем, не городской? Манеры у тебя какие-то… вроде как изысканные…

— В точку! — возвестил Вася. — Все бегут из деревни, а я вот сюда. И неплохо устроился. А то на стройке… — Он безнадежно махнул рукой. — Тут и почет, и свобода. Жить можно…

— Устроился, значит?

— А что? Для того и на свет появляемся. Все устраиваются…

Мелькали придорожные столбы. Стеной стоял по бокам могучий, напоенный влагой лес. Изредка попадались мостики через ручьи, вспухшие от прошедших дождей.

— Анекдотик бы, а? — просительно сказал Вася. — Люблю, когда в дороге анекдоты.

Вел он машину с небрежным изяществом, которое появляется у шоферов, когда они уже не новички, но и еще не мастера своего дела. А тут еще чих разобрал его. Вася закрывал лицо руками, оставляя руль.

— Чего расчихался? — подозрительно спросил Дерябин, прижимаясь к дверке, чтобы как можно дальше быть от шофера.

— От здоровья, — ответил Вася.

— Какое уж тут здоровье! Дать таблетку?

— Зачем? Чих всегда от здоровья. Бабушка у меня была, каждый день чихала. Потом перестала чихать и умерла.

При следующем чихе Дерябин опасливо покосился на него: на крутом повороте Вася не сбавил скорости, тупорылый газик натужно заскрипел, норовя завалиться набок.

— Двое купили автомобиль, — начал рассказывать Вася. — Поехали и радуются. Не заметили, как темно стало. Начали их встречные машины слепить фарами, слепят, просто спасу нет, хоть останавливайся. Наша бражка такая: робеет встречный, так я его еще больше прижму. Остановились они и думают, что делать. Один и сообразил. «Давай, — говорит, — левую фару вынем, привяжу я ее на палку и выставлю из окна. Во какие у нас будут габариты!» Так и сделали. Едут. Им навстречу и вывернул самосвал. Там тоже двое: шофер и сменщик. Осатанели они сначала, никак не поймут, что за машина идет на них. Тормозят и присматриваются. Потом сменщик и говорит: «Да дуй посередине, это два велосипедиста…» Смешно?