Зомби по имени Джон
Шрифт:
Жаркое и тяжелое дыхание Рамси жжет щеку, когда он расстегивает молнию на куртке Джона, лезет под мешающуюся полу и, словно с девицей, жадно мнет его напряженную грудь через теплую рубашку. Но Джону все равно – пока Рамси не выкусывает ему мышцы кусками, ему нравится, – только тоже хочется куда-то деть руки, и он вслепую хватается за мощную поясницу, но почти сразу съезжает ладонью на задницу, с гадкой похотью сжимая ее, сминая шуршащую подкладку штанов; старая кровать глухо продавливается от их возбужденной щенячьей возни, и к щекам Джона яркими пятнами приливает кровь, а Рамси переплетает свой язык с его и слюняво, все еще неумело целует, по-собачьи потираясь немного привставшим членом о его ногу. Джон хочет прижать Рамси за толстый зад крепче и трахнуть его бедро, даже если на штанах потом расплывется мокрое пятно.
– Давай немного разденемся, –
Джон еще не так возбужден, но ему нравится, когда Рамси просовывает руку между ними и поспешно расстегивает свои штаны. У него выходит не сразу, и он сдавленно ругается, пока наконец не дергает молнию и не оттягивает мягкую резинку кальсон, вытаскивая член и тесно прижимаясь им к рубашке Джона. От его расстегнутой ширинки пахнет влажной смазкой, давно не мытой кожей и собравшимся под шкуркой грязным потом, но Джона не смущает этот запах. Не сейчас и не здесь, здесь он только ведет голову и отдает похотливым волчьим сном, от него только непроизвольно выделяется слюна, слегка зажимается зад и хочется торопливо взобраться сверху, присунуть между толстых бедер, ткнуться поглубже в горячую, заросшую потными волосами и липкую по краю дырку и сразу сладко спустить в нее. И Джону могло бы стать стыдно за такие мысли, но он больше не стыдится ни одной мысли, касающейся Рамси, и развязно наматывает его волосы на кулак, второй рукой тоже наспех расстегивая себе ширинку. Но Рамси только зло ухмыляется и оттягивает зубами его верхнюю губу, ерзая и кое-как приспуская штаны, и Джон невольно трется своим еще мягковатым членом о его голые и теплые бедра между царапучей натянутой молнией и заросшей густыми волосками мошонкой. Рамси удовлетворенно пофыркивает, опуская взгляд; ему определенно нравится так непринужденно ласкаться, но он все равно хозяйски сует руку Джону между ног.
– Давай, Джон, подумай о чем-нибудь, что тебя заводит, – Рамси пытается дрочить ему довольно настойчиво, приятно сдавливая член в ладони и двигая шкурку большим пальцем.
– М-м… Трахнуть твои бедра было бы неплохо, – щеки Джона окончательно заливаются розовым румянцем, и Рамси явно чувствует отдачу, когда член еще привстает в его руке, ткнувшись приоткрытой головкой между пальцев. А потом Джон вдруг сильно толкает его в плечо, наваливается и грубо переворачивает на спину. Ловко оседлав полные ноги, он смотрит сверху вниз, такой румяный, строгий и как будто нетрезвый; его выскользнувший из пальцев Рамси член, нежно-розовый и подрагивающий, слегка торчит вперед, и Джон немного сплевывает в ладонь и смазывается, пропуская его во влажный кулак. Джон не хочет думать о том, что посреди провонявшего грязными телами темного спортзала ему нравится, как Рамси заведен из-за него – как блестят его злые глаза, как красный румянец сполз до жирного подбородка и как он тяжело дышит, схватив Джона за колени. Джону становится больно где-то в животе, пониже солнечного сплетения, когда он думает об этом, и он встряхивает головой, кое-как всовывая член между сжатых бедер.
Они уже делали так, когда еще в доме натопили снега и по очереди отмокали в ванне, и Джон, сидя на бортике, все невольно поглядывал на раздвинутые бедра Рамси через теплую мутную воду. Рамси же смотрел на него прямо и без стеснения, неспешно намыливая себя между ног. Джон тогда молча перекинул ноги через бортик, расплескивая воду на пол и игнорируя удовлетворенный собачий смех, сел Рамси на низ живота, взявшись за его торчащие из воды толстые колени, свел их вместе и без ласки трахнул его в мягкие, расслабленные бедра, с каждым толчком проезжаясь задом по быстро окрепшему члену. “Дай-ка проверю, насколько хорошо ты вымылся, Джон Сноу”, – сказал Рамси, когда ему явно надоело, придержал Джона за пояс, слегка послюнил большой палец и сунул в его ерзающий туда-сюда зад. “Пошел ты”, – Джон больно закусил кожу на его колене и несколько раз вздрогнул, обильно спуская ему между бедер. А потом утомленно откинулся
Когда они закончили, Джон сполз ниже, устраиваясь спиной на медленно поднимавшемся полном животе. На его оттертых до красноты стройных бедрах остались белесые разводы спермы. Джон несколько раз моргнул и лениво смешал их с водой.
Тогда это был мягкий и равнодушный – и довольно чистый – трах, но сейчас Джону куда больше нравится, как Рамси еще нарочно тесно сжимает колени и как у него между ног остро пахнет теплой кожей с липким металлическим привкусом, не слитой спермой в полных яйцах и потной шерстью в промежности. От него не должно пахнуть мылом, думает Джон, залезая ладонью под его расстегнутый жилет и гладя по груди; мышцы слегка напрягаются под рукой, и это тоже нравится Джону – там, где проходит граница между реальностью и волчьим сном.
Запахи говорят волчьим языком; сейчас Джону хочется поцеловать Рамси, поцеловать его шею, подрочить ему, и он резко склоняется – и оставляет ему кусачий засос под ухом. Рот наполняется горечью от въевшегося пота, короткая щетина колет губы, и медвежьи лапищи жадно скользят туда-сюда по бедрам, а Джон оттягивает кожу на шее зубами и жадно сосет, пока на ней не расплывается неровное и сочное темно-красное пятно, и только потом отстраняется. И, еще инстинктивно поерзав бедрами, чтобы приоткрывающаяся головка сильнее терлась между сжатых ног Рамси, рассредоточенно соскальзывает взглядом к его тяжелому члену. Тот так и лежит на полном животе – и то и дело твердо напрягается, приподнимаясь, и Джон немного нервозно облизывает губы. Ему возбужденно ведет голову, когда он зажимает член в кулаке и надрачивает его короткими рывками, торопливо двигая кожу по набухшей, крепко пахнущей головке, а Рамси впивается ногтями в его колени через несколько слоев одежды.
Это не его слабость. Он не будет делать это своей слабостью. Он уже проходил это и обменял свою невинность на умение сбегать до того, как придется платить.
Джон размазывает скопившуюся под крайней плотью смазку по горячему стволу, и его пальцы тоже быстро становятся липкими и грязными; смешно, но хочется облизать, хочется попробовать их на вкус, наверняка противный вкус. Интересно, кому из них двоих хочется этого больше, думает Джон, еще несколько раз проводит рукой и оставляет член подтекать на тяжело поднимающийся живот, резко хватает Рамси за щеку и съезжает остро пахнущим большим пальцем к его полным губам. Вздувшийся сальный прыщ на нижней немного гноит, но и без этого между податливо приоткрывшихся губ мягко и влажно – мысль об отсосе должна бы поднять даже обескровленный член дохлого упыря, но отдается только неуютной тяжестью в паху, – и Джон настойчиво сминает их пальцами, упираясь в рефлекторно сжатые зубы.
– Это че еще? – Рамси приходится разжать их, чтобы спросить, одновременно постаравшись отвернуться, но Джон сразу пропихивает два пальца ему в рот, расцарапав обгрызенным ногтем мокрый упирающийся язык.
– Заткнись, – он шепчет, – заткнись.
И Рамси давится, даже не пытаясь ответить, зато кусает его, очень больно, наверняка до темно-красных вмятин от зубов, кусает рваными рывками, но Джон нарочно тошнотворно надавливает ему на язык, заставляя разжимать челюсть – и глубоко трахает его пальцами в рот, в выступающую от коротких рвотных позывов слюну. Он распаленно увлекается этим, этой сучьей игрой и ощущением близости сокращающейся горячей глотки, и не замечает, что одной рукой Рамси больше не держит его за колено. А потом вспотевшие пальцы уже залепляют подбородок и губы – как будто Рамси хочет оттолкнуть его, – но это волчий сон, и Джон только согласно и сочно облизывает его сальные подушечки, засасывает пальцы и заглатывает – и вкусывается в мясо цепче верткого зверя.
По ощущениям он сам уже несколько секунд как превратил руку в ссаженное месиво; горячая боль доходит до костей хуже химического ожога, и за это Джон еще сильнее вгрызается в сразу занявшие весь рот, жадно ездящие по языку толстые пальцы, сдирая зубами кожу на костяшках и под самыми ногтями. Он чувствует возбужденный жар, прокатывающийся по телу – от своей злости и от тесно сдавленного чужими бедрами члена, от этой насильственной имитации отсоса за прокуренным одеялом, – но Рамси так по-собачьи ухватывается резцами за его пальцы, что будто сейчас уже перекусит насовсем, с чавкнувшим хрустом, и рука начинает болезненно неметь, так что Джон все-таки сдается и выдергивает ее из острых зубов, напоследок еще клацнувших по ногтям.