Зона поражения
Шрифт:
– Аккуратнее! – выкрикнул я. – Они пытаются воздействовать на оружие!
Издали у них это получалось не ахти, но чем ближе подбирается к тебе бюрер, тем более возрастает его телекинетическая сила.
Донахью уже лупил не переставая длинными очередями: на его направлении становилось жарко. Стеценко поддержал его огнем, я остался сторожить тыл, отстреливая выскакивавших время от времени из-за угла гостей.
– Патронов нам не хватит надолго! – рявкнул Донахью.
Я уже сам чувствовал, что ситуация складывается не в нашу пользу. Бюреры засыпали своими телами весь конец коридора, и теперь атакующим сперва приходилось взбираться на окровавленный бруствер, сложенный из трупов собратьев. Росла груда мертвых тел
Галлахер нетерпеливо приплясывал на месте, поглядывая на нас.
– Надо отходить! – крикнул Стеценко.
Я прицелился в очередную гротескную фигуру в сером капюшоне, выпрыгнувшую из-за угла на моем направлении. Спусковой крючок больно врезался в палец, но выстрелов не последовало – бюрер усилием мысли заклинил затвор моего «калаша».
– Андрей, прикрой! – заорал я.
Стеценко развернулся и двумя очередями превратил противника в фарш. Чертыхаясь, я тряс автомат, но спусковой крючок не подавался: его держал на расстоянии другой бюрер.
– Отходим понемногу! – распорядился я и бросился к командному пункту.
За несколько шагов до вакуум-затвора ментальная сила телекинетика, неспособного контролировать предмет на таком расстоянии, упала наконец почти до нуля, и я сумел всадить пулю в потолок. Стеценко и Донахью в конце коридора плечом к плечу медленно пятились в мою сторону, плотным огнем разнося в клочья бюреров, с пронзительным верещанием выпрыгивавших на оставленную нами позицию.
Я сунул голову в щель вакуум-затвора:
– Народ, что у вас?
– Пытаемся справиться… – сквозь зубы проговорил Пустельга.
– Все, некогда пытаться, надо уходить! Мы больше не можем их сдерживать! Через тридцать секунд вас здесь похоронят!
– Сейчас, сейчас… – пробормотал Миша, не отрываясь от монитора.
Я уже шагнул через порог, чтобы выволочь хакеров в коридор за шиворот, когда стрельба внезапно донеслась с противоположного направления. Я снова выпрыгнул в коридор. Стоя в проеме перпендикулярного тоннеля, Галлахер палил почти без перерыва. Каждая следующая его очередь была длиннее предыдущей.
А, черт. Похоже, нас взяли в клещи. Я бросился к нему. Прорываться вперед смысла не имеет, нас просто сомнут. Надо попытаться прорваться назад.
Выглянув в простреливаемый Сэмом коридор и поддержав американца огнем, я понял, что прорываться назад тоже бессмысленно.
Твари-телекинетики перли на нас неудержимо, как волна цунами. При стрельбе можно было не целиться – каждая пуля все равно находила себе жертву. Однако бюреров это не останавливало, они лезли вперед, поскальзываясь на трупах собратьев, они захлестывали коридор, они неудержимо приближались, и единственное, на что хватало наших двух стволов, – это несколько задержать их неумолимое продвижение.
– Назад! – скомандовал я.
Мы отступили шагов на семь, когда орущая, скалящаяся, копошащаяся масса кровожадных карликов выхлестнула из-за угла. Мы встретили ее дождем свинца, однако внезапно автомат Галлахера захлебнулся и умолк. Затворная рама моего «калаша» после очередного выстрела осталась в крайнем положении, словно вышла из строя пружина, а магазин вдруг выщелкнулся из цевья, и я едва успел его подхватить.
Никаких команд больше не требовалось: мы с Сэмом разом развернулись и бросились к командному пункту.
Стеценко уже был внутри, а Донахью стоял, одной ногой перешагнув через высокий металлический порожек помещения, и продолжал отстреливать напирающих с его конца коридора маленьких тварей.
– Сэм! – крикнул он.
Галлахер уже был возле командного пункта. Донахью исчез внутри, и в этот момент вакуум-затвор внезапно начал задвигаться.
– Стеценко, подожди! – яростно взревел я.
Сэм бросился
Я боком скользнул в щель, ставшую уже совсем смехотворной. Впрочем, у меня был шанс, у меня был отличный шанс проскользнуть внутрь прежде, чем массивная круглая дверь встанет на место. Однако в последний момент я ощутил, что едва могу двигаться вперед, словно пространство вокруг меня сгустилось до консистенции жвачки. Бюреры остановили меня при помощи ментального поля.
Яростно рванувшись, я отыграл еще пару сантиметров, но это было даже не смешно. В последние предсмертные мгновения сознание внезапно заработало с неимоверной скоростью, вакуум-затвор словно замедлился и теперь наползал на меня со скоростью улитки, а я оторопело смотрел на него, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, и только медленно, страшно медленно продавливал себя внутрь, в помещение, стремясь уйти от нацеленного на меня ребра огромной металлической монеты, грозящей стереть меня в порошок, и понимал уже, что мне никак не успеть, что вот сейчас время снова рванется вперед и меня с чавканьем размажет о стену, что еще несколько мгновений жизни, которые подарили мне резервы сознания, – и все, наступит Вечная Тьма и кто его знает что еще… вряд ли я попаду в рай. Мне не было жалко своей дурацкой жизни, мне не было страшно умирать – но меня мутило при мысли о том, куда я могу попасть, умерев в Зоне.
– Хемуль! – донесся до меня вопль Стеценко, и я понял, что на самом деле время все еще течет нормально. Просто мы с вакуум-затвором застряли в пространстве, как мухи в меду.
Нет, прав был Стеценко, заранее начав закрывать шлюзы. Задраенный вакуум-затвор карликам едва ли удалось бы сдвинуть с места. А вот пока он еще двигался, пока оставалась еще малейшая щель, их сил вполне хватало на то, чтобы замедлить его движение.
Похоже, бюреры никак не могли решить, чего им больше хочется: выволочь меня наружу или открыть люк. Поэтому они продолжали распылять свои силы на два действия одновременно. В коридоре слышались возня, толкотня и возбужденное бормотание десятков маленьких тварей. Однако в конце концов они пришли к выводу, что надо остановиться на чем-нибудь одном, иначе ничего не выйдет. Удерживавшие меня невидимые упругие сети внезапно распались, и я, потеряв опору, полетел внутрь помещения. Зато щель в дверном проеме немного расширилась. Дрогнув, вакуум-затвор начал понемногу сдвигаться в сторону. Стали видны блестящие, словно крысиные, глаза карликов, заглядывавших снаружи в комнату. Кто-то из них сунул в щель руку, словно пытаясь еще и физически отодвинуть нашу массивную дверь.
– Сталкер! – снова крикнул Стеценко. Я привстал с пола и перехватил в воздухе автомат, который он бросил мне с противоположного конца комнаты.
Сунув ствол «калаша» в щель, я поспешно выжал спусковой крючок. Надо было для порядку предварительно сказать что-нибудь красивое, как в американском боевике, например: «Сожрите это, сволочи!» или «Аста ла виста, бэби!» Но я решил этого не делать, чтобы у бюреров не осталось времени заклинить мое оружие.
Раздался оглушительный визг, перекрывший даже шум выстрелов, во все стороны полетели куски тел, заляпавших все стены коридора, и ваккум-затвор внезапно со страшным грохотом встал на место, срубив по дороге пальцы незадачливого бюрера, который любил совать руки, куда слепая собака хрен не сунет. Я едва успел выдернуть ствол автомата из щели – скорее всего, его тоже срезало бы к чертям, но тут уже ничего нельзя гарантировать. Он вполне мог заклинить люк.