Зона сумерек
Шрифт:
Носите фотографию женщины у самого сердца и не знаете ее имени? — с сарказмом спросил Леший.
— Я — то знаю, — ответил Цебич, придвинув пепельницу, — Курите, Виктор Алексеевич. Я тоже, с вашего разрешения, подымлю, — он ловко выщелкнул из пачки сигарету, достал зажигалку. До этого момента Леший и не предполагал, что этот человек курит — он был просто вписан с плаката о пользе здорового образа жизни.
— Я-то знаю, — повторил он, но мне хотелось бы знать, каким именем она назвала себя здесь.
Ситуация уже давно казалась Лешему нереальной. Теперь он окончательно и бесповоротно утвердился в том, что спит и видит кошмар. В качестве кошмара сон был даже занятен.
— Послушайте… Не знаю вашего имени отчества…
— Игорь Дмитриевич.
— Игорь Дмитриевич, — повторил Леший, — вы ошибаетесь или что-то путаете. Эта женщина — талантливая писательница. Она не из ваших… клиентов.
— Так как она назвалась? — невозмутимо переспросил Цебич, игнорируя протест Лешего, — Татьяна Сторожева? Янина Бельская? Розали Логан?
— Бельская, — ответил Леший, глядя в пол.
— Можно было предположить, что она воспользуется польским паспортом. Американский в вашей глуши слишком большая экзотика.
Я ничего не понимаю, — проговорил Леший, — он и в самом деле ничего не понимал, — все эти фамилии… американский паспорт…
— Все очень просто, — сочувственно улыбнулся Цебич и Леший мгновенно возненавидел его, — ваша новая знакомая разыскивается интерполом за контрабанду наркотиков с ближнего востока через страны СНГ в Европу. Известно, что она совершила два предумышленных убийства. Это те, о которых мы знаем и можем представить суду неопровержимые доказательства. Но на самом деле их не два, а больше. Путь этой обаятельной женщины от Ирана до Берлина залит кровью по самые…
— Ну, хватит! — рявкнул Леший и припечатал к столу тяжелую ладонь так, что качнулся монитор и подпрыгнула пепельница.
— Хватит, — повторил он, — все это бред сивой кобылы. Я не знаю, зачем вам понадобилось это сочинять. Я не полицейский, слава Богу, и ничего не понимаю в международной контрабанде наркотиков, — Леший иронически скривился, но свою работу, пардон, я знаю получше многих. Яна Бельская принесла мне свои рассказы. Я решил их напечатать и напечатаю, даже если интерпол пришлет официальный протест.
Леший хмыкнул, представив в своей зачуханной конторе факс из интерпола.
Стало немного легче.
— Это интересные рассказы, — произнес он почти спокойно, — и это ее рассказы. Мне не нужно снимать отпечатки пальцев, чтобы убедиться в том, что человек рассказал о своих мыслях и переживаниях, а не русифицировал "Грозовой перевал". Я говорил с ней и могу присягнуть на любой Библии, хоть на Коране…
— А никто и не спорит, — пожал плечами Цебич и стряхнул пепел, — она, действительно, талантливая писательница. А еще — очень талантливая преступница. Ее деятельность представляет опасность для общества. И вы можете помочь ее остановить.
Фильм ужасов легко и непринужденно перетекал в боевик. Вот только актера забыли предупредить о смене амплуа. В тот миг, когда по всем законам жанра ужас на лице Лешего должен был смениться неуклонной решимостью, зазвонил телефон. Машинально Лешуков снял трубку.
— Виктор Алексеевич, это Марина. Я из бухгалтерии. Знаете, с вас НДС неправильно взяли.
— Что, — переспросил Леший, занятый своими мыслями.
НДС взяли лишку, — повторила Марина, — я все пересчитала. Как теперь быть с этими деньгами? Виктор Алексеевич, вы слышите?
— Да, да.
— Мне занести или сами зайдете?
Леший улыбнулся «резиновой» улыбкой.
— Мариночка, купите на них себе «стиморол» и не мучайтесь. У красивой девушки должны быть безупречные зубы. Молоденький, двадцатитрехлетний бухгалтер Марина Астахова на том конце провода тихо ойкнула, но Леший уже положил трубку.
Цебич рассматривал распечатки "Сказок для Бегущих и Догоняющих".
— "Искусство дано нам для того, чтобы мы не погибли от правды", — прочел он. — Вам знакомы эти слова?
— Да. Это Ницше, — Леший пожал плечами, — думаю, она имела право выбрать любой эпиграф.
— Вы любите Ницше?
Вопрос был неожиданным. От кого другого — может быть, но от милиционера "при исполнении" услышать его было, мягко говоря, странновато. Но Леший уклоняться не стал.
— Я не верю одержимым.
— Не верите, — повторил Цебич и вновь ошарашил Лешукова, — а как же "вдохновение как единственный источник познания"?
— "Единственно верный", — поправил Леший, болезненно морщась. — К чему этот разговор? Хотите мне доказать, что Яна Бельская одержима? Психически неуравновешенна, так это обычно называется. Есть и другой, узкопрофессиональный медицинский термин, но вам он ничего не скажет.
— Чушь, — отмахнулся Леший, — Яна — само спокойствие и уравновешенность.
— Именно, — кивнул Цебич и вдруг резко вскинул на Лешего карие глаза, — А вам не показалось, что она СЛИШКОМ спокойна?
— Она что-то принимает? Но…
— Говорите, — подбодрил Цебич.
— Вы же не рассчитываете, что я поверю вам на слово? — сказал Леший.
— Хотите посмотреть заключение врача?
— Хочу.
— Она опасна, — повторил Цебич, когда Леший, отбросив бумаги в сторону, шагнул к окну и дернул на себя фрамугу. Свежий воздух ворвался в прокуренную комнатушку, шелохнул растрепанные кипы бумаг, хлопнул дверью.
— Я вам не верю, — произнес Леший без всякого выражения.
— Вы совершаете большую ошибку, — голос Цебича стол плотнее, казалось, он двигается на Лешукова с медлительной неумолимостью пресса, — Вы рискуете жизнью, Виктор… Если эта женщина почувствует, что вы стали ей опасны… Не знаю, как здесь, но в Европе ни одна компания не согласится застраховать вашу жизнь.
Леший судорожно вдыхал горячий и пыльный воздух города.
— Я не верю вам, — повторил он. Повернулся… И опешил. В комнате никого не было. Леший шагнул к двери, резко рванул ее на себя. Сзади с грохотом захлопнулась фрамуга. Коридор был пуст. Будь он даже спринтером, он не успел бы пробежать такую дистанцию, — сообразил Леший, — "Капитан Цебич"… Видал я ментов. А ты, приятель, такой же мент как я — китайский трамвай.